Цветы на асфальте - [21]

Между тем Остапович повесил на спинку стула плащ, кашне и лишь тогда откинул крышку чемоданчика. Комнату кассира он вскрыл удивительно быстро, как-то мимоходом, будто зашел в собственную квартиру. С минуту смотрел на сейф, что-то бормоча про себя, затем стал выкладывать на кусок черной маслянистой ткани одному ему понятные приспособления: гнутый ломик, пластины, фигурные отвертки, дрель...

— Лучше присмотри за входом, — сказал он Лехе.

— Там Юсуп.

А Верти Угол уже забыл про него и колдовал у сейфа. Видимо, данная система металлических хранилищ ему была хорошо известна: он уверенно брал со стола нужный инструмент, что-то вращал, сверлил, отжимал в бронированной стенке. И вдруг дверка неслышно вышла из своего гнезда. Остапович отступил к столу, оглянулся на сейф и начал спокойно заворачивать свои железки. Затем с шиком щелкнул замком чемоданчика.

— Принимай!

Крест увидел аккуратно сложенные пачки денег, из-под оклейки выглядывали красные, зеленые уголки. У Лехи пересохло в горле.

Он торопливо раскрыл баул, непослушные в перчатках пальцы захватывали сразу по нескольку пачек. Баул быстро наполнялся. В сейфе осталась лишь небольшая картонная коробка, в которой лежали два бумажных рубля, горстка мелочи и какие-то штампики. Ничего этого Крест не тронул, подумав: «Пускай кассир утешится, если при виде этой пустоты кондрашка не хватит».

Верти Угол уже стоял с чемоданчиком на пороге, лицо его было довольным.

— Семь минут и ни секундой больше, — почти торжественно произнес он. — Не устарел еще, Гнат, не устарел.

Леха прихватил разом отяжелевший баул, щелкнул выключателем, затем прикрыл обитую жестью дверь и вышел в коридор. Юсуп сутулился у порога. Его смуглое лицо в больших темных, таких же, как у Креста, очках, казалось сплошным черным пятном. В небольшой боковушке — вахтерской — Леха увидел лежащего на полу старика. Белая бельевая веревка крепко пеленала его.

Что будет с ним и его малолетней внучкой, Леху не волновало. Не задохнутся от набитого в рот тряпья — их счастье.

Юсуп выскользнул на улицу, за ним бодро шагнул Остапович. Крест вышел последним, старательно притворив дверь, косанул глазами влево-вправо. Тротуар был пуст. Сиреневый свет разливался вокруг, у самой лампы роились мошки...

Поначалу Крест не хотел брать Пашку, но привлекла идея с машиной, возможность быстро скрыться после налета. И все вроде складывалось удачно, по задумке.

Поздним вечером Пашка без особого труда открыл замок на стареньких воротах санэпидстанции и угнал давно присмотренную автомашину. Если бы угон ее не состоялся, тогда Пашке участвовать в ограблении бы не пришлось. Но машина была угнана, и Пашке в тот момент хотелось лишь одного — похвалы брата. Все-таки в намеченном деле он рисковал первым. Но этого не случилось. Трое в салоне были молчаливы. Так же молча они надевали какую-то одежду, примеряли очки, в общем, действовали слаженно, видимо, обговорив все заранее.

Слова вертелись у Пашки на кончике языка, тишина тяготила его, но он никому бы не признался, что страх пришел к нему еще там, в гараже, и теперь не покидал ни на минуту.

Сколько времени прошло, он не знал. И лишь с замиранием смотрел, как к двухэтажному каменному дому с узелком приближается девочка. Пронзительно тихо было на улице. Пашка походил около машины, зачем-то тряпкой высветил белый крест на пропыленной обшивке, забрался в кабину. Хотелось одного, чтобы скорей все кончилось, выжать сцепление и покинуть этот переулок. В ушах вязли слова Креста: «Приглядывай за улицей, и чтобы машина была, как часики».

Пашка решился пройтись до угла, посмотреть, что делается там, на улице, как вдруг прилип к сиденью. В зыбком свете подрагивающего фонаря к машине шел милиционер. Он был в сапогах, галифе, сбоку китель топорщила кобура.

— Стоим, браток?

— Стоим, — не сразу сипло выдавил Пашка и понял, что еще два-три вопроса и что-то случится страшное, о котором раньше думать не хотелось.

— К кому приехали, не к Иванчиковым, у них всегда мать недужит?

— Не знаю, наше дело маленькое, приказали — едешь. Всю ночь мотаешься. Инфаркты... — он запнулся, из головы разом вылетели названия болезней. Сейчас он боялся одного, что младший лейтенант попросит у него права, увидит испуганное Пашкино лицо и сразу поймет, зачем он здесь. И он невольно отодвинулся от дверки в сумрак кабины, чувствуя, как жаром наливается его тело. Предательски заподергивалась нога; выбивая неровную дробь о металлическое днище.

Но, видимо, Пашкино возбуждение не привлекло внимания участкового. Время приближалось к полуночи, но в какие часы не увидишь машину с крестом, спешащую на помощь больному. Бдят врачи, несут службу, легкого в ней мало.

— Ну счастливо, браток. Пройдусь еще немного. Ночь-то какая дивная. Будто по Гоголю. Тишина, покой, луна светит.

А Пашка уже немного пришел в себя и стремительно соображал: «Нельзя, никак нельзя, чтобы именно сейчас милиционер пошел улицей. В любой момент может появиться брат и тогда...» И, будто извиняясь, он просительно выдохнул:

— Закурить не найдется, товарищ младший лейтенант (у него чуть было не сорвалось с губ привычное слово «начальник», и от такой близкой беды опять захолодело все внутри), позабыл прихватить с собой.