Цветы корицы, аромат сливы - [24]

— Что значит «такой же»?

— Ну, так же одет… и глаза такие жуткие… Курама Тэнгу в нескольких фильмах в такой одежде.

— Да кто такой Курама Тэнгу? Как это пишется?

— Лесной дух горы Курама! Демон такой!

Саюри кокетливо наваляла иероглифы соком по столу, одной рукой обнимая Сюэли за шею. Сюэли посмотрел на иероглифы, не удержался и начал ржать.

— Тянь-гоу. Понятно. То есть и это вы свистнули у китайцев. Ну, нормально, я ничего другого не ожидал.

— Нет, это была пьеса театра Но, очень древняя.

— Ага, древняя. Древнее, чем царства Ся и Шан.

— Ну, пусть мы и взяли у вас, а все-таки мы много придумали всего вокруг.

«Много придумали чернухи», — подумал Сюэли, но, не зная, как сказать по-русски 惊悚 jing song — «чернуха», вслух произнес лишь: — Много придумали странных и мрачных идей.

— Послушай. Курама Тэнгу — это такой мститель. Он появляется ночью. И он помогает людям! С ним есть мистические ассоциации… можно так сказать.

Сюэли слушал, как ни странно, очень внимательно. На ксероксе фото был тот самый военнопленный, которого доставила в штаб разведка 5-й армии и который со странным торжеством поведал о том, что дедушка Сюэли продал им, японцам, то, что поможет им победить в войне. Что это — он не сказал. Больше он, кстати, вообще ничего не сказал, хотя у него, по-видимому, спрашивали. Сюэли пристально, тяжелым взглядом смотрел на Номуру Мансая на дисплее наладонника Саюри и напряженно думал, что это означает: Саюри некоторым образом «узнала» незнакомого ниндзя и назвала его Курама Тэнгу за общий облик. Она могла бы сказать что угодно, но у нее вырвалось именно это, а слово не воробей. Русские же разведчики объясняли, что взяли именно этого языка за экзотичность и нестандартное облачение. Решили, что такой может знать, соответственно, что-нибудь нестандартное. «А он и был из засекреченного подразделения „Курама Тэнгу“, они же с собственной формой, со своими знаками отличия… Боже моё! Вот так они и выглядели!!»

— Ня-я, — подлезла к нему под локоть Саюри.

— Не ня, — сурово сказал Сюэли. — Но я могу согласиться, что это сугой. В некотором смысле.

У него забрезжила мысль: возможно, его дедушка был связан не с Квантунской армией вообще, а именно с отрядом «Курама Тэнгу»? Если Леша согласится, что это имеет смысл, это знание сузило бы поиск.

— Тебе нравится Номура Мансай? — удивилась Саюри.

— Да. Мне нравится Номура Мансай, — твердо сказал Сюэли. — Он молодец.

В Институте Конфуция Сюэли с учениками стали понемногу приближаться к теме «Бамбук и светлячки», которая была заявлена в качестве темы конкурсного сочинения в конце года.

— Пишите, кто как умеет: «Когда древний правитель Шунь умер и был похоронен на горе Цзюишань, на берегу Сянцзяна… „Шунь“, „цзю-и“ и „сян“ я вам напишу… жены оплакивали мужа на его могиле».

— И заляпали кругом слезами весь бамбук, и он стал пятнистый?

— Я к этому веду. Молодец, уже что-то читала. Да, в провинции Хунань вот такой есть пятнистый бамбук. Нет-нет-нет, здесь сверху элемент «белый». Помнишь шутку? 王 wang (князь) посмотрел на 皇 huang (император) и говорит…

— «Что за радость быть императором? Вон, вся голова побелела!»

— Уже помнишь. Хорошо. И вообще здесь иероглиф huang не нужен, даже правильно написанный. Подумай, что здесь уместно. Росший кругом бамбук от их слез покрылся пятнами. Да, и с тех пор пятнистый бамбук в литературе стал символом тоски по любимому человеку… Не надо второй раз слово «гора». И так понятно, что гора. Эти два иероглифа тоже не путайте. Для них есть мнемоническaя подсказка: 比 bi увещевает 北 bei: «Женились уже, для чего разводиться-то?». Видите — в bei словно бы двое отвернулись друг от друга с презрением?

— Вэй-лаоши, ведь про бамбук и светлячков написано, наверное, очень много?

— Вы даже не представляете себе, насколько много. К сожалению, в современном Китае, когда какой-нибудь авангардный, эпатажный литератор захочет написать что-нибудь свежее и оригинальное, обычно выясняется, что все это уже было написано, обсосано эпигонами, спародировано и потеряло свою актуальность… приблизительно в третьем-четвертом веках до нашей эры, — медленно сказал Сюэли, тщательно подбирая слова.

— А по какому же принципу вы… как вы выбираете, что нам дать в диктанте?

— «Ученый муж весь в книги погружен. Их очень много есть, но достоверней и надежнее всего, он думает, лишь основные шесть канонов», — сказал Сюэли.

Диктанты он всегда давал из головы.

Как-то Леша застал репетицию сцены, в которой студент Чжан дает взятку коменданту общежития, где живет Ин-Ин, чтобы тот выделил ему там комнатку. Сцена, разумеется, точно повторяла разговор студента Чжана с настоятелем монастыря Пуцзюсы из «Западного флигеля», о том, нельзя ли ему снять в монастыре келью для занятий. Там это тоже было благовидным предлогом для того, чтобы приблизиться к Ин-Ин.

— В платочке этом шёлка цзяосяо

Подарок самый скромный. Речи нет,

Чтоб впору рангу вашему пришёлся.

— Эге, да тут пять лянов серебра!

Приличьям дань немыслимо щедра.

Сейчас на кухне два словца скажу —

И мигом нам чайку сооружу.

— Зачем так хлопотать из пустяка!..

А тут нам хватит закусить слегка.