Цветы и железо - [2]
Набрасывая пейзажи в бывшем Нескучном саду, Владимир Федорович встретил известного цветовода. Разговорились. «Будет время — непременно поезжайте в Шелонск, — посоветовал цветовод, — там, я уверен, розы скоро будут цвести на заснеженной поляне. Правда, это будет великолепное зрелище?» И тут же рассказал об успехах цветоводов маленького городка, который можно отыскать только на подробных картах.
И вот Владимир Федорович едет в Шелонск, не предупредив никого о своем визите. Мать девочки могла стать для него проводником в незнакомом городе. За четверть часа до остановки поезда Демин взял чемодан и пошел разыскивать девочку. Но та первая заметила его.
— Мама, мама! — закричала она. — Смотри, вот этот дядя рисовал меня! И лучше Шурки, правда, мамочка?
Владимир Федорович представился женщине. Она действительно оказалась женой цветовода.
— Он у нас и цветовод, и садовник! — сказала жена, и Демин уловил в этих словах гордые нотки.
На станции поезд стоял минуты две. Они быстро вышли из вагона. Навстречу женщине бросился молодой мужчина. Он поцеловал ее, обнял девочку и, словно опомнившись, заторопился:
— Понимаешь, Вера, я сегодня утром получил странную телеграмму: «К вам выехал московский художник, роста среднего, небольшая бородка, волосы наполовину седые. Наверняка остановится около вашей достопримечательной клумбы».
— Это, видимо, я, — сказал Демин. — Кто вам прислал телеграмму?
Встречавший назвал фамилию московского цветовода.
— Конечно я! — уже уверенно заявил Демин. — Я вчера с ним разговаривал по телефону. Но о телеграмме я его не просил.
— Значит, догадался. Будем знакомы: Николай Петрович Калачников. Знакомьтесь с женой.
— Нас дочка уже познакомила, — ответила жена.
Всю дорогу от вокзала до дому Демин докучал Калачникову вопросами. Достижения шелонских цветоводов, судя даже по лаконичному рассказу Калачникова, были серьезные, но, когда Демин передал ему мнение его московского коллеги, Николай недоверчиво взглянул на художника, а потом растерянно произнес:
— Перехвалил, перехвалил! Он человек восторженный! И… добрый.
Демину нравился городок. Он был отстроен заново. Белый тес на домах источал приятный запах смолы. Чем ближе к центру, тем больше кирпичных зданий с широкими окнами, верандами, с шиферными и черепичными крышами.
— Народ хочет жить лучше, чем до войны, — заметил Калачников, — люди мечтают о свете и просторе.
Они шли медленно. На мосту постояли, полюбовались спокойной гладью воды: было похоже, что река дремлет в своих берегах.
— Старый городок, — сказал Калачников. — Александр Невский, как повествует летописец, поставил в наших краях городцы для своих сторожевых постов, кажется, в год своей свадьбы. Затем под защитой этих сторожевых постов появились домики. Позднее соорудили крепость, вот она! — Калачников показал на высокие серые стены, в которых виднелись узкие бойницы.
Художник и цветовод подходили к одноэтажному кирпичному домику. К нему плотно примыкал невысокий зеленый забор, за которым раскинулся огромный сад. Демину все нравилось в этом тихом уголке: и зеленая темная листва, и шапки цветов, усыпавших яблони, вишни и груши.
— Хорошо, — восторженно проговорил Владимир Федорович.
Он на мгновение оторвался, перевел взгляд в другую сторону — там, за рекой, открывалась небольшая площадь. В центре площади — необычная по форме клумба, на которой все цветы были так удачно рассажены, что клумба больше походила на полотно живописца, чем на декоративное украшение.
— Прекрасно, — тихо произнес Демин, снимая шляпу. — Сочетание красоты природы и искусства. Из-зу-ми-ительно! — Он быстро обернулся к Калачникову и спросил: — Кто создал все это?
Он не мог подобрать другого слова. Именно создано, создано талантливым художником, вложившим в свое творение труд, любовь, страсть.
— Позвольте не сразу ответить на этот вопрос, — тихо проговорил Калачников. — То, что вы видите, — традиция… Идемте в дом, отдохните с дороги. Я расскажу вам все по порядку… Все по порядку, не пропустив ничего…
Демин постоял с минуту, а потом пошел вслед за Калачниковым. Он не надел шляпу и все время оглядывался.
— Я готов выслушать ваш рассказ сразу же, — сказал Владимир Федорович.
ЧАСТЬ I
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Высокий куст с гладкой серой корой и перистыми листьями тянулся к свету тонкими прямыми ветвями. Он уже отцвел, и на нем показались крупные, пока еще неспелые гроздья ягод. Но ими явно не был удовлетворен сутулый седой человек. Подслеповато щуря глаза, он бережно пригнул к себе ветвь и говорил, словно имел дело с человеком:
— Не гоже так, не гоже!.. На твоем месте, дорогая, я сыграл бы свадьбу с этим красавцем южанином. Правда, он изнеженный кавалер, а ты терпеливая, все переносящая северянка, но что из того! Наша рябина и приезжий гость, виноград, — удайся дело — был бы чудесный гибрид!.. — Отпустив ветку, старик убежденно продолжал: — Согласен, вы не из одного семейства: рябина из семейства розоцветных, виноград — из виноградных. Но ведь удавались же Ивану Владимировичу межродовые гибриды. Хотя бы рябины и боярышника. А почему со временем нельзя повенчать виноград и рябину? В третий раз не состоялся этот гибрид. А в четвертый, пятый, в десятый раз, возможно, и получится… Наверняка получится!
Роман посвящет русско-болгарской дружбе, событиям русско-турецкой войны 1877-1878 гг., в результате которой болгарский народ получил долгожданную свободу.Автор воскрешает картины форсирования русскими войсками Дуная, летнего и зимнего переходов через Балканы, героической обороне Шипки в августе и сентябре 1977 года, штурма и блокады Плевны, Шипко-Шейновского и других памятных сражений. Мы видим в романе русских солдат и офицеров, болгарских ополченцев, узнаем о их славных делах в то далекое от нас время.
Это повесть о героизме советских врачей в годы Великой Отечественной войны.…1942 год. Война докатилась до Кавказа. Кисловодск оказался в руках гитлеровцев. Эшелоны с нашими ранеными бойцами не успели эвакуироваться. Но врачи не покинули больных. 73 дня шел бой, бой без выстрелов за спасение жизни раненых воинов. Врачам активно помогают местные жители. Эти события и положены в основу повести.
Документальное свидетельство участника ввода войск в Афганистан, воспоминания о жестоких нравах, царивших в солдатской среде воздушно-десантных войск.
Знаменитая повесть писателя, «Сержант на снегу» (Il sergente nella neve), включена в итальянскую школьную программу. Она посвящена судьбе итальянских солдат, потерпевших сокрушительное поражение в боях на территории СССР. Повесть была написана Стерном непосредственно в немецком плену, в который он попал в 1943 году. За «Сержанта на снегу» Стерн получил итальянскую литературную премию «Банкарелла», лауреатами которой в разное время были Эрнест Хемингуэй, Борис Пастернак и Умберто Эко.
В документальной повести рассказывается об изобретателе Борисе Михалине и других создателях малогабаритной радиостанции «Север». В начале войны такая радиостанция существовала только в нашей стране. Она сыграла большую роль в передаче ценнейших разведывательных данных из-за линии фронта, верно служила партизанам для связи с Большой землей.В повести говорится также о подвиге рабочих, инженеров и техников Ленинграда, наладивших массовое производство «Севера» в тяжелейших условиях блокады; о работе советских разведчиков и партизан с этой радиостанцией; о послевоенной судьбе изобретателя и его товарищей.
Труд В. П. Артемьева — «1-ая Дивизия РОА» является первым подробным описанием эпопеи 1-ой Дивизии. Учитывая факт, что большинство оставшегося в живых рядового и офицерского состава 1-ой Дивизии попало в руки советских военных частей и, впоследствии, было выдано в Особые Лагеря МВД, — чрезвычайно трудно, если не сказать невозможно, в настоящее время восстановить все точные факты происшествий в последние дни существования 1-ой Дивизии. На основании свидетельств нескольких, находящихся з эмиграции, офицеров 1ой Дивизии РОА, а также и некоторых архивных документов, Издательство СБОРН считает, что труд В.
Когда авторов этой книги отправили на Восточный фронт, они были абсолютно уверены в скорой победе Третьего Рейха. Убежденные нацисты, воспитанники Гитлерюгенда, они не сомневались в «военном гении фюрера» и собственном интеллектуальном превосходстве над «низшими расами». Они верили в выдающиеся умственные способности своих командиров, разумность и продуманность стратегии Вермахта…Чудовищная реальность войны перевернула все их представления, разрушила все иллюзии и едва не свела с ума. Молодые солдаты с головой окунулись в кровавое Wahnsinn (безумие) Восточного фронта: бешеная ярость боев, сумасшедшая жестокость сослуживцев, больше похожая на буйное помешательство, истерическая храбрость и свойственная лишь душевнобольным нечувствительность к боли, одержимость навязчивым нацистским бредом, всеобщее помрачение ума… Посреди этой бойни, этой эпидемии фронтового бешенства чудом было не только выжить, но и сохранить душевное здоровье…Авторам данной книги не довелось встретиться на передовой: один был пехотинцем, другой артиллеристом, одного война мотала от северо-западного фронта до Польши, другому пришлось пройти через Курскую дугу, ад под Черкассами и Минский котел, — объединяет их лишь одно: общее восприятие войны как кровавого безумия, в которое они оказались вовлечены по воле их бесноватого фюрера…