Цветы и воды - [5]
Люди привыкли считать себя единственной разумной формой жизни — венцом творения, отражением величия и могущества Вселенной. Но они лишь потомки тех человекообразных, которые не сделали для своего развития ничего особенного, кроме как догадались взять палку, чтобы сбить с дерева банан. Другие их сородичи в это время тренировали свою волю и добились того же самого подчинив стихии. Третьи позвали на помощь существ древнее всего человечества вместе взятого. А есть и такие, которые вообще не относятся к людям. Правда, если вы встретите оборотня в его животной форме, уверен, вам будет наплевать на то, к кому он там относится и от кого произошёл.
Я шёл не торопясь, засунув руки в карманы, выбирая не самые короткие маршруты и больше блуждая кругами по улицам, уже погрузившимся в ночь. Свежий, довольно холодный, ветерок раскрашенный ароматами распустившихся цветов, которые прохладными весенними ночами становятся сильнее и ярче, постоянно дул в лицо, принося запах влажной земли. Мне всегда казалось, что после заката, когда солнечный свет сменяется электрическим, города преображаются, скидывают дневную маску, обостряют наши чувства и обнажают эмоции, вздыхают полной грудью и расправляют крылья. В пригородах вы такого не увидите — там просто становится темнее, жизнь там незатейлива и ей нечего и незачем скрывать.
Таро терпеливо шагал рядом, временами поглядывая на светящиеся витрины и нескромно провожая взглядом прохожих.
— Я не часто бываю среди смертных, — пояснил он, заметив моё неодобрение. — Меня удивляет ваша способность копошиться подобно муравьям. Вы будто бы и не осознаёте свою ничтожность относительно всего одной планеты и абсолютную бессмысленность своих действий в общем итоге.
— А что ты предлагаешь? — поинтересовался я. — Сидеть сложа руки, размышляя о незначительности каждого отдельно взятого человека? И, знаешь, действия людей не так уж ничтожны.
— Да? — мне показалось, что он снисходительно улыбнулся. — И как вы это объясните «божеству», как вы сами недавно меня назвали?
— Взмах крыльев бабочки приводит к урагану, — ответил я.
Таро покачал головой.
— Ерунда!
Я не стал с ним спорить — мне доказательства не были нужны. Больше четырёх лет назад я сделал пару необдуманных поступков, принял не те решения, думал, что это всё мелочь, и чуть не уничтожил большую часть существующих миров. С трудом вернув всё на место, мне пришлось, инсценировав свою смерть, бросить тех, кто был мне дорог, бежать, скрываться, чтобы меня не могли использовать как оружие.
Я След Нарады — путешественник, открывающий двери между мирами, появляющийся раз в вечность, получающий силу, с которой никто, даже он сам, не способен справиться. И я не исключение — эта сила уничтожает меня. Каждый раз, стоит мне прибегнуть к ней, она разрушает мою человеческую сущность, душу, если хотите называть это так. Превращение в безумное чудовище для меня всего лишь вопрос времени.
С другой стороны, я не умею ничего другого. Мне было всего восемнадцать, когда я получил способности Следа Нарады в какой-то невообразимой вселенской лотерее, и был отторгнут тем миром, в котором жил с рождения. Моя дальнейшая жизнь была больше похожа на сон — сюрреалистический и кошмарный, но местами, правда, прекрасный. Я обрёл новый дом и новых друзей, однако пошёл на поводу у чувств, и вот — изображаю экстрасенса, Четвёртого Великого Магистра Тайной Шаманской Ложи.
Чувства — штука вредная.
Что бы мне там ни говорили.
Вдоволь нагулявшись, я наконец направился к подземным гаражам под площадью Алимджана, где остановился перед обычной железной дверью, окрашенной серебряной краской, и негромко постучал.
Дверь открылась ещё до того, как я опустил руку. Перед нами предстал невысокий, улыбающийся старик.
— Доброй ночи, Виктор! Не забыл старого Ибрагима! — радостно воскликнул он, но, присмотревшись к Таро, насторожился. — Кто это?
— Он со мной, — коротко ответил я.
— Это, конечно, радует, что не ко мне… — Ибрагим нахмурился. — Я достаточно стар, чтобы видеть… некоторые вещи. Ты ходишь со Смертью.
Я улыбнулся.
— А ты ждал от меня чего-то другого, старик?
Он только усмехнулся в ответ, и отошёл в сторону, приглашая нас войти.
Внутри помещение оказалось куда просторнее, чем могли позволить его стены при взгляде с улицы, и больше походило на ангар, чем на подсобку для хранения всяких инструментов типа лопат, вёдер и шлангов. Вдоль стен тянулись длинные столы, кое-где заваленные книгами и стопками записей, а в основном уставленные всевозможными колбами, ретортами и прочим оборудованием из кабинета химии, в которых что-то кипело, булькало и меняло цвета. Впрочем, слова «заваленные» и «уставленные» вряд ли можно применить к рабочему месту старого Ибрагима. Каждый предмет, вплоть до огрызка карандаша, занимал у него строго определённое место, поддерживая почти идеальный порядок. Старик часто повторял, что в порядке — сила, поэтому он старался быть максимально точным и пунктуальным. Иначе он не считался бы одним из десятки самых опытных и сильных магов в Азии. Если даже не на материке.
— Давненько ты не заглядывал, Виктор. А я, вот, новых учеников взял, весь в хлопотах, но ведь полезное дело делаю — некоторые ребята очень способные, а по улицам шляются… — говорил Ибрагим, доставая прямо из воздуха большой чайник и разливая нам горячий, крепко заваренный чай. — Они же не то, чтобы безответственные — просто сил своих до конца не понимают. Не хочу, чтобы хорошие ребята по кривой дорожке пошли, вот и учу их.
Что делать магу, оказавшемуся запертым в маленькой стране на окраине миров? Конечно открывать агентство! Ведь даже там, где нет гипермаркетов и высокоскоростного интернета, демоны дремлют в подворотнях, а ведьмы варят свои зелья.«Экстрасенс» Виктор Тесла вынужден стать консультантом в расследовании вполне обычного убийства. Но когда более могущественные силы приведены в действие, дым и зеркала приходится оставлять. Разумеется, исключительно ради своего спасения.Книга завершена. Комментарии приветствуются.
Карой Пап (1897–1945?), единственный венгерский писателей еврейского происхождения, который приобрел известность между двумя мировыми войнами, посвятил основную часть своего творчества проблемам еврейства. Роман «Азарел», самая большая удача писателя, — это трагическая история еврейского ребенка, рассказанная от его имени. Младенцем отданный фанатически религиозному деду, он затем возвращается во внешне благополучную семью отца, местного раввина, где терзается недостатком любви, внимания, нежности и оказывается на грани тяжелого душевного заболевания…
Вы служили в армии? А зря. Советский Союз, Одесский военный округ, стройбат. Стройбат в середине 80-х, когда студенты были смешаны с ранее судимыми в одной кастрюле, где кипели интриги и противоречия, где страшное оттенялось смешным, а тоска — удачей. Это не сборник баек и анекдотов. Описанное не выдумка, при всей невероятности многих событий в действительности всё так и было. Действие не ограничивается армейскими годами, книга полна зарисовок времени, когда молодость совпала с закатом эпохи. Содержит нецензурную брань.
В «Рассказах с того света» (1995) американской писательницы Эстер М. Бронер сталкиваются взгляды разных поколений — дочери, современной интеллектуалки, и матери, бежавшей от погромов из России в Америку, которым трудно понять друг друга. После смерти матери дочь держит траур, ведет уже мысленные разговоры с матерью, и к концу траура ей со щемящим чувством невозвратной потери удается лучше понять мать и ее поколение.
Книгу вроде положено предварять аннотацией, в которой излагается суть содержимого книги, концепция автора. Но этим самым предварением навязывается некий угол восприятия, даются установки. Автор против этого. Если придёт желание и любопытство, откройте книгу, как лавку, в которой на рядах расставлен разный товар. Можете выбрать по вкусу или взять всё.
Телеграмма Про эту книгу Свет без огня Гривенник Плотник Без промаху Каменная печать Воздушный шар Ледоколы Паровозы Микроруки Колизей и зоопарк Тигр на снегу Что, если бы В зоологическом саду У звериных клеток Звери-новоселы Ответ писателя Бориса Житкова Вите Дейкину Правда ли? Ответ писателя Моя надежда.
«Наташа и другие рассказы» — первая книга писателя и режиссера Д. Безмозгиса (1973), иммигрировавшего в возрасте шести лет с семьей из Риги в Канаду, была названа лучшей первой книгой, одной из двадцати пяти лучших книг года и т. д. А по списку «Нью-Йоркера» 2010 года Безмозгис вошел в двадцатку лучших писателей до сорока лет. Критики увидели в Безмозгисе наследника Бабеля, Филипа Рота и Бернарда Маламуда. В этом небольшом сборнике, рассказывающем о том, как нелегко было советским евреям приспосабливаться к жизни в такой непохожей на СССР стране, драма и даже трагедия — в духе его предшественников — соседствуют с комедией.