Цветок Зла - [9]

Томас по-прежнему не мог стоять твердо на похолодевших ногах, ему казалось, что и все его тело в один миг ослабело. Выбежав за дверь, он застыл на месте, вновь оторопев. Госпиталь изменился в один момент до неузнаваемости. Полисмен уже наблюдал подобный феномен – чуть больше суток назад, в отцовской парикмахерской. Если то, что происходило там, действительно было реально – верить своим глазам Гуччи отказывался до сих пор. Пол в коридоре теперь был усыпан крошкой побитого и покрытого ржавчиной цемента и залит застоявшейся грязной водой. В ней плавали клочья чего-то блестящего, неровного, грязно-розового, мало похожего на разбухшее от влаги покрытие стен. Подняв голову, мужчина понял, откуда взялась жидкость на полу – под потолком теперь проходили многочисленные проржавевшие текущие трубы. Внезапно Томас вспомнил то, что привиделось ему в полубреду в кошмарной яме на месте памятника Кровавому Болоту – адская конструкция внизу. «Там тоже были трубы! Что же текло по ним тогда? И сейчас… Что за дрянь?!». Почти разрушенные до одной лишь арматуры стены протравились ржавчиной и заросли непонятными темно-красными склизкими образованиями, не похожими на известные виды плесени. Кое-где на прохудившихся решетках стен висели неровные обрывки тряпья, заменяющего ширмы, и дырявая ткань их была пропитана коричнево-красной жидкостью. Казалось, грозное булькающее бормотание слышалось время от вереи в темноте за заграждением из ржавой арматуры и рваных простыней. Учитывая, что изменившееся здание являлось госпиталем для душевнобольных, подобные звуки не могли не приводить в смятение.

Гуччи сделал несколько неторопливых, осторожных шагов прочь от кабинета дежурного врача и оглянулся назад. Опасения оказались оправданы – парящий монстр вновь был за спиной. Томас бросился бежать. Наплечной кобуры, которая придавала хоть долю уверенности в ненормальных ситуациях, с собой у полисмена не было, о чем он жалел при всем понимании, что не имел никакого повода являться в больницу с оружием. Офицер Гуччи продолжал предпринимать попытки снова вырастить в своем сознание чахнущую мысль о том, что происходящее не является реальностью и что галлюцинация не может причинить реального вреда, но древнее чувство самосохранения сейчас было определенно сильнее, и оно кричало, что новой боли нужно избегать любой ценой. И Томас бежал, потеряв контакт с собственным телом, превратившимся в некий автомат, механизм, выполняющий программу, в то время как тонущее сознание барахталось на поверхности экзистенциального ужаса. В таком состоянии мужчина, гонимый тварью, которая вовсе не должна была существовать в нормальном мире, пробежал по коридору до конца, затем по лестнице вниз и споткнулся на скользком пороге сырого подвала. Он опомнился, едва не растянувшись ничком на грязном полу, в последний миг ухватившись за ржавую трубу. Возобновившееся единство разума и тела поставило реальность на место, когда в быстро сработавших для удержания равновесия мышцах бешено пульсировала кровь. Ржавая труба действительно существовала, темный подвал с мокрыми от потеков ржавчины красными стенами – тоже. «Значит, вопреки здравому смыслу, существует и монстр за спиной?» - поставил вопрос в никуда Томас и настороженно покосился назад через плечо. Уродливый враг с обнаженным, словно в гротескной насмешке, языком снова распускал адский цветок своей коричнево-бордовой плоти и тянул к человеку блестящие черные щупальца, подобные разматывающимся кишкам. Одно из них уже обвило плечо полисмена, сжимая кольцо все сильнее и тем самым перекрывая кровоток в руке, которой тот отчаянно пытался выломать трубу. Гуччи вцепился второй рукой в прогнившее железо и уперся ногой в стену, налегая со всей силы. Через толстую кожу куртки он все равно отчетливо ощущал, как щупальца твари ползут по его спине, словно толстые осклизлые черви. С яростным выкриком офицер еще раз рванул трубу на себя и, обретя, наконец, не самое плохое оружие, развернувшись, воткнут ржавый обломок в сердцевину цветка из плоти. Висящая в воздухе тварь не издала ни звука, когда труба с глухим чавканьем прошла через нее и уперлась во что-то твердое. Однако монстр начал сматывать проклятые щупальца-кишки и отдаляться от жертвы. Увидев это, Томас устало выдохнул и, закрыв глаза, прислонился к стене.

Переводя дух, Гуччи все еще продолжал лелеять слабую надежду, что, когда он откроет глаза, все встанет на свои места. Исчезнут богомерзкие видения, толкающие на не вполне адекватные в нормальной реальности действия. Томас был убежден, что упорство в противостоянии надвигающейся психической болезни, которую при всем желании уже нельзя было отрицать, будет главным залогом исцеления. Но вот госпиталь… «С ним все равно что-то не так. Ну, если кто-то может бегать тут, ломать трубы…». Офицер открыл глаза и взглянул на трубопровод у стены подвала – фрагмент конструкции действительно отсутствовал. Однако при этом трубы не были проржавленными до дыр, красные стены подвала покрывала серая пыль, но ни влаги, ни разводов грязи, ни трещин на них не было. «Все выглядело не так, - заключил про себя Гуччи, - но я действительно делал то, что я делал. И никто этого не заметил! Или госпиталь пуст… или я чего-то не понимаю». На противоположной стене подвала он заметил доску, на которой размещалась некая информация, но сумрак был слишком плотным, чтобы разобрать, что было написано на висевшем там клочке бумаги. Томас пошарил по сложенному по углам пыльному хламу и нашел среди досок, лестниц и брошенных инструментов небольшой фонарик. Это не была полноценная замена хорошего фонаря, оставленного в кабинете дежурного врача – слабый свет мигал и дребезжал, снова вызывая ноющую боль в затылке. Но даже такое освещение было лучше полного его отсутствия. Луч выхватил мелкий отблеск на полу. Присев, Гуччи обнаружил, что это был ключ с прикрепленной к нему биркой, на которой стояла одна буква – «А». Вероятность того, что именно этот ключ может понадобиться, была невелика, однако полная связка всех ключей госпиталя также осталась в злополучном кабинете. Полицейский забрал ключ и подошел к доске с информацией. На обрывке бумаги неразборчивым почерком была сделана записка, оставленная, по всей видимости, кем-то из врачей своему коллеге: «