Цветок в пустыне - [57]

Человечек, сидевший в конце стола, напротив председателя, поёжился, как от сквозняка, и прошипел:

— Ах, эта «Д-дейли ф-фейз»!

— Об этой истории говорит весь Лондон, — заметил королевский адвокат.

— Мои дети смеются над ней, — вмешался человек, до сих пор молчавший. — Они заявляют: «Кому какое дело до его поступка!» — рассуждают о лицемерии, издеваются над поэмой Лайела и считают, что империи будет только полезно, если с неё пособьют спесь.

— Именно так! — поддержал его Джек Масхем. — Вот их современный жаргон! Все нормы летят за борт. А мы будем терпеть?

— Знаком ли кто-нибудь из присутствующих с молодым Дезертом? — осведомился пятый член.

— Я. Но знакомство шапочное, — отозвался Джек Масхем.

Больше никто в знакомстве не сознался.

Очень смуглый человек с глубокими живыми глазами неожиданно воскликнул:

— Только бы это не дошло до Афганистана! Я через месяц еду туда.

— Почему вас это беспокоит? — спросил четвёртый член.

— Просто потому, что это усугубит презрение, с которым там и без того ко мне отнесутся.

Последнее замечание, исходившее от известного путешественника, произвело большее впечатление, чем все ранее сказанное. Два члена правления, которые, равно как и председатель, ещё не брали слова, одновременно выпалили:

— Верно!

— Я не привык осуждать человека, не выслушав его, — заметил королевский адвокат.

— Ваше мнение, Бентуорт? — осведомился у председателя четвёртый член.

Помещик, куривший трубку, вынул её изо рта:

— Хочет ещё кто-нибудь высказаться?

— Да, — откликнулся автор «Второго открытия Мексики». — Ему нужно вынести порицание за то, что он опубликовал эту поэму.

— Нельзя, — проворчал Джек Масхем. — В этой истории всё связано друг с другом. Вопрос ясен: достоин он быть членом нашего клуба или нет? Прошу председателя поставить вопрос на голосование.

Но Помещик по-прежнему посасывал трубку. Опыт руководства многими и различными комитетами подсказывал ему, что время голосовать ещё не наступило. Пусть сначала люди выговорятся. Споры, конечно, ни к чему не приведут, но зато убедят всех, что вопрос обсуждён должным образом.

Джек Масхем сидел молча. Его длинное лицо было бесстрастно, длинные ноги вытянуты. Дискуссия продолжалась.

— Ну, что же решим? — спросил наконец член правления, вторично открывший Мексику.

Помещик выколотил трубку и сказал:

— Я полагаю, следует попросить мистера Дезерта изложить нам причины, побудившие его опубликовать поэму.

— Слушайте! Слушайте! — возгласил королевский адвокат.

— Верно! — поддержали два члена правления, уже сделавшие тот же вывод несколько раньше.

— Согласен! — одобрил знаток Цейлона.

— Кто против? — осведомился Помещик.

— Считаю нецелесообразным, — бросил Джек Масхем. — Он струсил и сознался в этом.

Поскольку других возражений не оказалось. Помещик продолжал:

— Секретарь предложит ему явиться и дать объяснения. Повестка дня исчерпана, джентльмены.

Хотя всем было ясно, что дело ещё остаётся sub judice[28], три члена правления, включая самого Джека Масхема, в тот же день подробно информировали сэра Лоренса, а он к обеду доставил эти сведения на Саут-сквер.

После опубликования поэмы и письма Компсона Грайса Майкл и Флёр, осаждаемые настоятельными расспросами всех своих знакомых, только и делали, что говорили о Дезерте. Мнения их радикально расходились. Майкл, который первоначально возражал против публикации поэмы, теперь, когда она вышла, отважно превозносил честность и смелость Уилфрида, решившегося на подобное признание. Флёр не могла простить Дезерту того, что она именовала «противоестественной глупостью». Если бы он сидел себе тихо да поменьше носился со своей совестью и гордостью, все мгновенно забылось бы, не наложив на него никакого пятна. Поступать так, как Уилфрид, утверждала Флёр, нечестно по отношению к Динни и бессмысленно с точки зрения его собственных интересов, но ведь он всегда был такой. Флёр и поныне помнила, как он не пошёл на компромисс восемь лет назад, когда просил её стать его любовницей, и, получив отказ, бежал на Восток. Когда сэр Лоренс сообщил Майклу и ей о заседании в «Бэртоне», она сказала только:

— А на что ещё он мог надеяться?

Майкл удивился:

— Чем он так насолил Джеку Масхему?

— Одни собаки бросаются друг на друга с первого взгляда. Другие распаляются постепенно. Здесь же, по-видимому, сочетались оба варианта. Мне кажется, костью послужила Динни.

Флёр расхохоталась.

— Джек Масхем и Динни!

— Подсознательно, дорогая. Нам не постичь ход мыслей женоненавистника. Это умеют только в Вене. Там все могут объяснить — даже, природу икоты.

— Сомневаюсь, чтобы Уилфрид явился на правление, — мрачно вставил Майкл.

— Конечно, не явится, Майкл, — подтвердила Флёр.

— Что же тогда будет?

— Его почти наверняка исключат, подведя под любой параграф устава.

Майкл пожал плечами:

— Плевать ему на это. Одним клубом больше, одним меньше — велика разница!

— Ты не прав, — возразила Флёр. — Делу дан ход, в городе лишь о нём и говорят. Исключение из клуба будет означать, что Дезерт окончательно осуждён. Только это и нужно, чтобы общественное мнение высказалось против него.

— И за него.

— Да, и за него тоже. Но ведь нам заранее известно, кто за него вступится — кучка недовольных, самое большее.