Цветок лотоса - [38]

Я поспешил туда, куда, огибая береговой выступ, спешили ямана. Правда, я шел берегом и, чтобы обогнуть мыс, мне нужно было подняться вверх. С вершины я увидел всю флотилию лодок. Они сгрудились у берега, а охотники сошли на него и сейчас окружали какую-то огромную черную сигарообразную массу. На первый взгляд индейцев было больше двухсот человек.

Испытывая желание узнать, в чем дело, я стал спускаться и чем ближе, тем отчетливее мог разглядеть, что эта масса — кит, которого выбросило море на берег.

Ямана, как и другие племена, не делали запасов. Чтобы столь большое количество мяса и жира не испортилось и не пропало зря, семья, нашедшая тушу мертвого кита на берегу, извещала другие семьи. Собиралось человек двести; они проводили здесь несколько дней, пока не съедали все. Такие дни обильной пищи превращались в своеобразные праздники. Видно, и сейчас ямана собирались на свое пиршество.

Я приблизился к ним и в толпе мужчин, разделывающих тушу, обратил внимание на молодого человека, выделявшегося своим высоким ростом среди низкорослых ямана. Ноги его были хорошо развиты. У ямана в результате их длительного пребывания в лодке ноги остаются недоразвитыми и уродуют все тело; особенно это заметно у женщин, у которых от постоянной работы веслами хорошо развиты только руки и верхняя часть тела.

Молодой человек повернул ко мне свое лицо. Я громко вскрикнул «Нана!», так велико было мое изумление при виде знакомых черт, сохраненных памятью за двенадцать лет тюрьмы. Молодой человек, пристально глядя на меня, приблизился. Что-то вспоминая, он наморщил лоб и тихо сказал:

— Не произносите его имени, он ушел от нас.

— Но кто ты, кто родил тебя? — задал я ему обычный вопрос, который задают индейцы при встрече с незнакомцем.

— Я Куанип, сын камня, — ответил молодой человек, и улыбка, почти такая, как в детстве, когда я видел его последний раз, прошла по его лицу.

Встреча оказалась столь же неожиданна и радостна для меня, сколь и грустна. Спасаясь от преследований колонистов, он и его отец ушли на эти острова. Отец научил его делать лодки, ведь Нана был великим вождем. Когда Куанип остался один и стал взрослым, он женился на женщине ямана. Сделал свою лодку и уже несколько лет живет с этим народом, приютившим его. В память о прошлом у него остался только лук отца, но он его не пускал в дело. Тюлени неповоротливые животные, они не гуанако, и их незачем стрелять из луков. Узнав, что я собираюсь долго пробыть здесь, Куанип пригласил меня на охоту за тюленями, которая должна состояться после того, как они покончат с китом.

Потом я не раз видел, как охотятся на тюленей с лодки, когда животное подманивали к ней похлопыванием весла, а ранив гарпуном, вытаскивали тушу на берег. Во время облавной охоты на берегу ямана незаметно подкрадывались к тюленям, отделяли часть животных от стада, и затем глушили их дубинками или убивали копьями.

Тюлени, киты, дельфины, моллюски и крабы, морские ежи и звезды — источник питания ямана и алакалуф — водились в океане. Лодки бороздили океан вдоль берегов. Океан поистине богат пищей, но чтобы ее достать, нужны люди. Где они?

Завезенные на острова европейцами болезни, строительство промышленных баз по отбою китов и тюленей, истребление ямана и алакалуф вслед за она сокращало число тех, кого веками питал океан. С горечью Куанип говорил мне, что те ямана, которых я видел в первый день новой встречи у туши кита — это почти все население племени.

Что предпринять, чтобы спасти оставшихся в живых огнеземельцев? Я знаю, мой патер предложил создать зоны островов, куда не смел бы заходить европеец, оградив их колючей проволокой, предоставив ямана жить так, как они жили раньше. Но чем отличается такой заповедник от зверинца? Людей нельзя сажать в клетки зоосада, им надо помочь, дать им возможность сказать свое слово о самих себе, а они могут сказать его.

Я смотрю на сделанные их руками гарпуны и стрелы, лук Нана, подаренный мне Куанипом, плетеные корзины и силки, даже на простые витые раковины, служившие им сосудами, и меня восхищает не только талант их рук, по и ум.

Когда я видел, как индеец, вооруженный костяным гарпуном, на утлой лодчонке из коры подъезжал к массивной туше тюленя и бросал в него гарпун, меня восхищало это зрелище. Этот человек казался детенышем перед морским животным, но он побеждал, он был сильнее. В его руках были орудия, созданные человеком.

Трагедия Огненной Земли еще не пришла к своему концу. Я тридцать лет боролся и оказался бессилен остановить злую волю людей. Сейчас меня утешает только то, что предметы огнеземельцев, хранящиеся в музеях Буэнос-Айреса, Берлина, Лондона, Петербурга и некоторых других городов, сохранят память об этом народе и его культуре, о которых я написал только правду…»

*

Чуть посеревшая от времени изогнутая в лук ветвь, связанная тетивой из тюленьих сухожилий — таким хранится в музее лук Нана. Я бережно вынимаю его из витрины, где он лежал вместе с небольшой коллекцией, представляющей все стороны деятельности и жизни обитателей Терра дель Фуего.

Я смотрю на лук, на нем уже время оставило легкие трещины, точно морщины на лице человека. Мне очень хочется, чтобы все знали правду событий и фактов, которые произошли на Огненной Земле много лет назад. Нет! Такого письма не было, но дела и люди, о которых я рассказал, были, были в письмах и книгах, отчетах и заметках исследователей страны, где давно погасли костры ее древних обитателей. Я ничего не добавил от себя, я только свел воедино все факты тех лет. Мне казалось, что так я должен был и имел право сделать.