Цветок из пламени - [21]

Почувствовав, как гнев обжигающей лавой растекается по венам, мужчина с силой сжал в руке бокал, наполненный янтарным кальвадосом. Хрустальный сосуд подернулся узором из трещин.

— Судя по тому, что ты вернулся один, разговор прошел не очень.

— Александрин выбрала самый легкий путь — во всем обвинила меня, — сухо обронил страж.

— Как это подло и непростительно с ее стороны, — саркастически заметил де Лален.

Не обратив внимания на иронию в голосе друга, чародей мрачно усмехнулся:

— Не такими уж и сильными были ее чувства, раз она так легко решила от них отказаться.

Де Лален откинулся в кресле.

— А чего ты ждал? Моран! Ей больно. Она чувствует себя обманутой. Действительно думал, что одного разговора и пары фраз извинений будет достаточно, чтобы она обо всем забыла и снова тебе доверилась? Дай ей время, и все у вас наладится, — не слишком уверенно закончил Касьен. Вздохнул печально и отложил книгу, чтобы присоединиться к его светлости, напряженно цедящему крепкий напиток.

— Я дал ей три дня, — стоя у окна и пожирая взглядом утопавшую в зелени улочку, проглядывавшую сквозь кованый орнамент ворот, тихо сказал страж.

— Продолжай в том же духе, и она сбежит из Вальхейма, только чтобы тебя не видеть.

— И что ты предлагаешь? Я не могу бороться с Серен, сидя в демоновой деревне! — раздраженно произнес маркиз. — И оставить ее без защиты тоже не могу. Как она этого не понимает!

— А что же артефакт? Разве он не должен ее оберегать?

— Браслет защищает только ее силу. Сама же Ксандра по-прежнему в опасности. Ей следовало бы быть менее беспечной.

Де Лален задумчиво пожевал губами.

— Не сделал ли ты только хуже, лишив ее единственного оружия — магии?

— Потому она и должна быть рядом со мной! — резко отрубил маркиз. — Я ее оружие и защита.

— И что, Александрин самой не снять эту твою побрякушку?

— Серен не смогла, — проронил де Шалон, погружаясь в воспоминания о тех днях, когда слепо любил самую опасную и непредсказуемую женщину Вальхейма. Заметив недоумение в голубых глазах брата, коротко пояснил: — Пару лет назад один из стражей, Фонзак, пытался призвать высшего демона. Уж не знаю, зачем тот ему понадобился. Допросить мага мы не смогли, тварь растерзала его, едва выбралась из своего мира. На поимку демона были брошены все силы. Серен порывалась принять участие в охоте, но я не позволил. Боялся, высший ей навредит. К тому времени он уже уничтожил с дюжину магов. Я не хотел рисковать женой и заблокировал на время ее силу. Серен была в ярости, но мне так было спокойней.

Касьен невольно посочувствовал брату, представив разъяренную фурию, в которую превращалась бывшая маркиза де Шалон всякий раз, когда не получала желаемого. И сейчас гнев этой фурии был направлен на Александрин, а они даже смутно не представляли, каким окажется ее следующий шаг.

— Боюсь, Александрин расценивает твои действия не как заботу, а как проявление твоей власти над ней. Еще и этот твой ультиматум — три дня. Моран, ей нужно больше времени, больше свободы. А ты загоняешь ее в угол. — Заметив, что колдун собирается возразить, шевалье быстро добавил: — Следи за ней через зеркало. Хочешь, отправь в Луази меня. Пусть я не страж, но смогу о ней позаботиться. А ты пока займись нашей проблемой — герцогиней д’Альбре и тем, кто за ней стоит.

Некоторое время де Шалон молчал, обдумывая слова Касьена, одного из немногих, к кому прислушивался и кому безоговорочно доверял. В том, что у Серен имелся могущественный покровитель, Моран даже не сомневался. Оставалось раскрыть личность врага, чтобы знать, чего от него ожидать.

А главное — маг зацепился взглядом за злосчастное зеркало, которое уже успел возненавидеть, так же, как и свое в нем отражение, — сделать все возможное и невозможное, чтобы изгнать из себя демона.

Высшего.

Помнится, когда в Луази отправляли зачарованное зеркало вместе с моим отцом, усыпленным этим зачарованным гадом, слугам был дан строжайший наказ: осторожно обращаться с бесценным подарком стража, чтобы ненароком его не разбить.

Не успела его демонова светлость убраться в Зазеркалье, как я, вооружившись обнаруженной-таки кочергой, провожаемая недоуменным перешептыванием сестер и причитаниями маменьки, отправилась в родительскую спальню — превращать в крошево маркизов презент.

Не знаю, что за чары наложил этот мерзавец, пока я находилась в беспамятстве, но, когда кочерга встречалась со стальной гладью зеркала, комнату наполнял протяжный гул. От каждого удара такая хрупкая на вид поверхность, заключенная в тяжелую резную раму, начинала дрожать, но даже не думала трескаться. Вместо этого подергивалась рябью, будто я не зеркало разбивала, а гоняла ветер над корытом с водой.

— Ксандра, ты что вытворяешь?! — всплеснула руками родительница, ворвавшись в спальню.

— Уйдите, мама, от греха подальше, — посоветовала я (все-таки это у меня в руках кочерга, а у нее — потрясающее умение доводить окружающих до белого каления) и снова со всей силой, на какую только была способна, обрушилась на подарок муженька. Ну хоть бы трещинка, хоть бы малюсенький осколочек отвалился!

— Ксандра! — Голос баронессы взвился до фальцета. — Немедленно прекрати!