Цветок из Кирены - [22]

Потом Луллу побежала в бар и убедилась в том, что водка есть и бармен заблаговременно поставит ее и пиво в холодильник. И уже перед самым приходом гостей она взлетела вверх по крутой наружной лестнице за банкой маринованных огурцов из приобретенного нами в Эль-Бейде запаса.

— Первое блюдо: водка и огурцы — думаю, им это понравится, — довольно произнесла она, проверяя строгим хозяйским взглядом, все ли ножи и вилки на месте и может ли скатерть считаться достаточно чистой.

Джейн и Питер в самом деле оценили и мягкого цыпленка, и сюрприз в виде водки и огурцов, и цветы на столе. Беседа текла весело и непринужденно, то и дело звучал громкий смех. Наконец гости встали из-за стола, чтобы отправиться к своей помешанной соотечественнице в Рас Хилале, о которой им столько рассказывали. (После нашего визита мы всегда почтительно называли ее «мисс Бриттон», но в обществе она слыла сумасшедшей англичанкой.)

Оставив свой триполийский адрес и без большого труда получив от нас обещание, что мы их навестим, когда по пути на родину окажемся в Триполи, они попрощались, а мы попросили их передать привет милой мисс Бриттон и махали вслед машине, пока она не скрылась за углом.

— А теперь пошли копать корни сильфия, — сказала Луллу с выражением решимости на тонком, изящном лице.

— Корни дриаса, — ласково поправила я ее, считая, что мы в последнее время начали чересчур вольно обращаться с терминологией, говорим то «сильфий», то «дриас», то «ферула», подразумевая одно и то же растение, рослого представителя зонтичных, который всюду освещал нам путь своими желтыми зонтичными соцветиями.

Его родство с сильфием по-прежнему оставалось под большим сомнением. Мы даже не знали, принадлежит ли он к роду ферула. Все решат плоды, сказала Виви Текхольм. Пока же нам удалось лишь установить, что местные жители называют его дриасом. А мной время от времени овладевало стремление соблюдать научную строгость и придерживаться фактов.

Мы сели в «лендровер» и отправились на участок дороги между Сусой и Шахатом, около которого дриас рос особенно густо и пышно. Как обычно, в пути нас подстерегало немало других соблазнов. Нам захотелось свернуть к морю, проверить, достигла ли вода температуры, позволяющей купаться. Вода еще не нагрелась, но я, естественно, нашла кое-что новое для своего гербария, в том числе небольшой экземпляр круглоплодного гиппокреписа[39] (его гладкоплодной разновидности) с плодами, изящество которых превосходило все, что я когда-либо видела.

Название «гиппокрепис» содержит явный намек на что-то лошадиное; видимо, тут сыграли свою роль похожие на подковы плоды. Их можно еще сравнить с маленькими воротничками, украшенными по краям ажурными фестончиками.

Только под вечер мы вспомнили опять про дриас. Зато, как только мы приехали на место, Луллу не мешкая достала нашу огромную лопату и энергично принялась за работу.

— Сюда бы английский флот, — сказала я, увидев капли пота на лице бедняжки Луллу.

Я уже предлагала ей свою помощь, но получила приветливый отказ. В эту минуту из-за поворота выехала машина и резко затормозила возле нас. Это были Питер и Джейн. Они весело рассмеялись и покачали головой, увидев, как Луллу налегла на лопату, а я крепко держусь за толстый стебель дриаса внизу.

— А мисс Бриттон совсем не такая помешанная, — сказал Питер, подойдя к нам.

И теперь мы с Луллу до конца жизни будем гадать, что он подразумевал: то ли что мисс Бриттон оказалась не такая помешанная, как люди говорили, то ли что она не такая помешанная, как мы. Конечно, надо было сразу же спросить, но мы растерялись от удивления, увидев жизнерадостную чету Хьюзов в тот самый миг, когда я заговорила об английском флоте.

Питер взял у Луллу лопату и быстро выкопал с корнем три рослых экземпляра дриаса. Мы были счастливы и от души поблагодарили за помощь, а затем наши пути опять разошлись: Питер и Джейн поехали в Шахат, где стояла их палатка, мы — в Сусу, в свою гостиницу, проверять, загустеет ли корневой сок в камедь.

И вот мы стоим около подоконника в моей комнате, с корнями дриаса, финским ножом и банкой из-под пилюль, приготовленной для сбора эликсира жизни. Естественно, мы волновались.

— Что там сказано у Плиния о том, как добывать сок? — вдруг спросила Луллу. — Или это не он писал, а кто-нибудь другой из этой древней компании?

— Вряд ли это был Плиний, — отозвалась я. — Он списывал у Диоскорида, и ни тот, ни другой не видел сильфия. Скорее, это был Теофраст.

— Теофраст списывал у своего учителя Аристотеля, так что и он не лучше, — возразила Луллу. — Хоть его и называют отцом ботаники. Постой, я принесу свои записи.

Она сбегала в свою комнату, вернулась с кипой бумаг и, покопавшись в них, отыскала нужный листок.

— Ты права, это был Теофраст, 372–288 годы до нашей эры. Но он жил в Греции, в Киренаике никогда не был и сильфия в природе не видел, писал с чужих слов. Он сообщает, что были особые правила, где надрезать корень, с учетом прежних надрезов и запасов сильфия. Ибо не разрешалось делать надрезы с нарушением правил и добывать больше сока, чем нужно в каждом случае, потому что, если добытый сок сразу не использовать, он портится и загнивает, его надо смешать с мукой и взбалтывать и так далее, и тому подобное.