Цветочная чума - [7]

— Я требую, — тихо, но отчетливо произнес Боярский, — никакой паники на борту!

— Но что же делать теперь? Нам всем? — спросил с экрана радист, глядя с ужасом на командира.

Палуба погрузилась в ледяное молчание.

В эти секунды каждый мысленно читал себе приговор, беспощадный, не подлежащий обжалованию ни перед кем и никогда. И это была высшая человеческая награда каждому из них…

— Мы не имеем права возвращаться! — прозвучал громкий, ясный голос Старшего Инспектора Боярского. — Приказываю: развернуть корабль и на полной тяге идти за пределы Солнечной системы! Мы обязаны унести чуму вместе с собой! Это счастье, что нас еще не обнаружили с Земли…

На темном экране, уменьшаясь, неудержимо смещался к краю голубоватый диск.

— До чего нелепо получилось! — сидя за пультом, вздохнул Ананда. — Ведь на Земле не знают ничего! И не подозревают даже. Ну ладно, мы исчезнем. Но они снова и снова будут посылать экспедиции на эту планету. И каждый раз…

— Да, — сухо отозвался Боярский. — Каждый раз. Пока не поймут, что пора менять тактику. Мы все сейчас, как котята, которые тычутся носом в стенку в надежде найти выход… И нас нельзя лишать этого права — быть котятами. Наличие разумности лишь подтверждает силу метода проб и ошибок. Всякий раз на новом уровне.

Он неотрывно смотрел, как удаляется, растворяясь в темноте, родная планета. Странное дело, он не испытывал ужаса и смертной тоски от того, что уже больше туда не вернется, что не побродит по лесам и лугам, не искупается в море, не увидит городов, знакомых лиц, не проведет хотя бы сутки дома… Он силился разобраться в себе самом и неожиданно понял, будто вспыхнуло что-то в его мозгу, — не то, отчего он так холоден и спокоен сейчас, а то, что должен был понять еще давно, гораздо раньше… Эффект теплицы. Они несли его с собой, в себе. Отсюда — линия защиты. Ни от кого. На всякий случай, просто так… Чтоб сохранить иллюзию. Зачем? И эта нелепая активная проверка… Она все и решила, подвела итог. Вне Земли земное кончается. А они об этом думать не хотели. Боялись, что ли. Тоже своего рода линия защиты…

— Когда люди наконец поймут, — пробормотал Боярский тихо, не обращаясь ни к кому, — что земное — Земле, а Вселенной — совсем другое, они избегнут многих неприятностей, вроде нашей.

— Я что-то не улавливаю вашу мысль, — откликнулся из своего кресла Ананда.

— Когда люди сообразят, что Космосу нужен не их разум, подкрепленный исключительной тягой к земному — всегда и во всем, а просто — разум, добрый, светлый, ищущий, лишенный ничтожных земных предрассудков, — вот тогда люди смогут прилететь на Одру, и никакая цветочная чума не будет им страшна, потому что это — не чума, а обыкновенная красота. И красота страшна не человеку, а отходам его трудов, его антропоцентричных иллюзий.

Методом проб и ошибок… Как котята… Чтобы вырасти в сильное, прекрасное существо. Которому ведомо, как дальше ступать.

Может быть, нужен толчок? Подсказка? Будто на уроке… Кто-то ведь должен помочь поначалу. Ободрить. Хотя бы первым сделать осмысленный шаг. И тем самым увлечь остальных за собой…

И тогда сознание Боярского наполнила ликующая мысль, точно он единым махом вдруг одолел почти неразрешимую задачу.

— Навигатор, курс на Одру! Теперь у нас все должно получиться! Если, конечно, успеем долететь…

— Отчего же? Как-нибудь дотянем, — еще ничего не понимая, пожал плечами Ананда.

А Боярский подумал: если и вправду доберемся, надо будет планету по-другому назвать!..