Долго еще спорили девушки о том, о чем и знаний, быть может, не имеют, доводы приводя, да порой в мелочах соглашаясь друг с другом, не замечая как за окошком уж темнеть начало. Солнце, в лесу и без того не шибко яркое, за горизонт закатилось, в ветвях деревьев утопая, красными всполохами на прощанье небо окрасив. Месяц красавец, из-за тучки выглядывая, звезды на небосвод созывает, танцы волшебные танцевать. Где-то в дали старый филин довольно ухает, добычу хорошую увидав. И тихим журчаньем ручеек баюкает, тех, кто на покой ночной отправиться собрался. Спорить устав, да слова до дна вычерпав, умолкают женщины, к звукам леса прислушиваясь. Но ночной покой, карканье нарушает, и вот, секунду спустя у окна избушки ворон приземляется, клювом по ставням занятную дробь выстукивая, в щель между ними глазом черным заглядывает.
— Чего тебе, друг мой, верный? — Пуская в дом птицу, Морена спрашивает.
— Кар, кар.
— Неужто время пришло? — Видит Ольга, что подруга ее нервничает, но так как сама ворона не понимает, ждет, что ведьма ей ответит.
— Пришло, Олюшка, собирайся. Расцвел на опушке цветочек аленький. Торопись, не то не поспеем. — Метлу залихватски свистнув, Морена на нее на ходу запрыгивает, в не терпенье Ольгу дожидаясь. Подруга, платок на голову накинув, тоже на древко полезла, за ведьму руками крепко хватаясь.
Летят бесовки, торопятся, сухой ветер июньский их волосы лохматит и кожу сушит, но нет у них ни время, ни желанья, внимания на мелочи такие обращать. Уж сколько лет ожидания прошло, и вот в эту ночь, наконец-то, дивным цветом распустился папоротник. И коли успеют сорвать, да желанье заветное загадать, то будет конец у страданий их, жизнью вечной навязанных.
Уже на подлете к месту, о котором ворон сказывал, видят женщины, что не одни они к цветочку торопятся. Бежит меж деревьев столетних, юбками за коряги цепляясь, девушка юная, да босоногая, первой к цветку прийти надеясь. Кричат ей ведьмы, улюлюкают, но словно не слыша призывов их, селянка лишь сильнее к цели припускает. И вот, по велению Божьему, али проказе Велеса, уже в руках девицы босоногой цветок аленький от стебля оторванный. И губами мягкими шепчет девушка:
— Я, Лисовская Александра, дочь священника Гаврила, хочу миром править! Что бы боялись и уважали меня все, а выше меня лишь муж мой законный был!
И смеются ведьмы смехом не истовым, желанью глупому не удивляясь. Каждая из них у цветка того же просила, судьбу обхитрить надеясь. Но злодейка, потехи ради, не желает забаву свою прекращать, вместо освобождения желанного, все новых подруг подкидывая. Что поделать, скоро трое их значит, будет, веками жить, да ожидать, когда вновь распуститься папоротник.
Может, в этом и есть загадка истинная, что, раз от раза расцветая, цветок аленький, душу чью-то сгубить старается, прежде, чем та, кто желаньем глупым пересытившись, успеет сорвать его, да назад свою жизнь вернуть.
P.S. Много бессмертных по земле ступают не заметно. Ведь покуда помним мы о том кем был человек и в какое время путь свой шел, бережем в своем сердце любовь или ненависть к нему, будет вечно жить он памятью нашей обессмерченный.
