Цветочек аленький - [31]

Ухмыляется княжич, подумывая, что еже ли все по его сложится, за девкой вернется. Больно по сердцу Услада пришлась. Ну а коли не сложится, то лишь воронье ему, да земля гнилая друзьями будут. Хмурый Лют, лошадей стреноженных освобождая, дружинников погоняет, чтоб шевелились окаянные, на кузнецких харчах обленившиеся. Воины не спеша хозяину избушки кланяются, сытые животы почесывая, за околицу удаляются. Все при деле, у каждого своя забота, и никому нет дела до девушки Слады, что под крышей лубяной избы, зарывшись носом в травы сушеные, рыдает, с мечтами о княжиче прощаясь.

— Далече ль еще, Лют? — Улеб с коня спрыгивает, ноги разминая, головой крутит, местность не признавая.

— Да уж прибыть должны, а лес все не кончается. Надо бы гонца заслать, а то солнце к закату клонится, на ночлег вставать али нет решать пора.

Заслав мальчонку младого дорогу разведать, мужчины, сомненьями не терзаясь, на землю от дождя сырую садятся, от скачки отдыхая.

— О чем помыслы твои, княжич? Больно вид загадочен, о чем сердце твое печалится? — Лют травинку пожевывая, за Улебом наблюдает.

— Было дело, весен несколько назад, знакомец мой Владимир, речь странную предо мной держал. Говорил, что нет места мне на Руси близ матушки. Изведет меня Ольга, сына своего кровного спасая. Говорил, что удар упреждать надобно, да прежде них дела делать. — Смолкает Улеб, свои же слова обдумывая.

— Впусте ты думам предаешься. Известен знакомец твой, Ольга его и не скрывала. И речи те, он тебе пел, что бы княгине горсть земли в бочку с медом кинуть, а ты по сию пору обиду у сердца носишь. Охолонись! Кого в голову пускаешь? Уж сгинул Владимир, а слова его живы.

— Зря ты, Лют, любые слова неспроста рождаются, в любом сказе смысл есть. И коли бить не чем, то и не бьют. А раз судно течь дало, значит, брешь искать надо. — Не успевает княжич думы свои в слова обличить, как парнишка, вперед засланный, возвращается.

— Рядом, уж за холмами врата градские видать. Я по-далече проскакал, что б ранее нужного нас не выдать.

— Дело, юнец, — Лют бороду поглаживая, улыбается довольно. — Пущай не ждут нас, так и слухи узнаем и на люд поглядим.

— Да то по нам не ясно, кто прибыл. — Княжич с досады на землю сплевывает. — Мой кафтан, хоть и пылен, да за версту кричит, кто в нем. Это только девка деревенская понять не сумела, а стражники сразу гостей долгожданных признают.

— Не ряди проблем там, где нет их. Кафтан снимешь, дружинники по отстанут, мы вперед прибудем, до ночи как раз осмотримся, а там и ратники подоспеют.

— И то дело говоришь, утомился я, думы дельные в голову не лезут. — Княжич, устало на коня запрыгивая, в сторону града рысит.

— То не усталость, а мед, что в две глотки седмицу жрал, думать не дает, — в след ему Лют бурчит, коня пришпоривая.

Недолго дорога вьется, из лесу к стенам града путников выводя. В лучах солнца закатного, бликами камень крепостной играет. Дерево ворот, дождями, да морозами выщербленное, на ветру поскрипывает, заунывную песню творя. Два богатыря у ворот с мечами наготове припозднившихся путников встречают.

— Добре, странники. — Пожелание доброе, да взгляды из-под бровей кустистых колючи у воинов ратных. Нет веры гостю, что к ночи прибывает.

— Мира, служивые, припозднились мы дорогой дальнею. — Княжич улыбается, руки безоружные показывая.

— И что в путь вас двинуло? Что из дому отправиться заставило? — Мечом в руках бугристых поигрывая, силу воины показывают.

— Дык, в народе слух прошел, что княжич Улеб к вам прибыть должен был. Вот мы по следу его, для разговора сокровенного следовали.

— И что за дело у вас к княжичу? Не решает он ничего дальше волости нашей.

— Да мы в двух верстах от града в деревне Лозовке живем, повадились разбойники к нам наведываться, что не ночь, то корову угонят, то девку припозднившуюся с насильничают. Вот защиты просить прибыли. А то мужей у нас пять человек, на двадцать хат, остальные старики, бабы, да дети несмышлёные. — Лют плечами пожимает, бессилье свое признавая. Но стражи бдительность не теряют, с недоверьем поглядывая, на молодцев, что хоть в одежах простеньких, а на крестьян не похоже вовсе, новые вопросы задают:

— И это что, на конях таких дивных две версты до ночи скакали?

Улеб уж гневаться начинает, что как скоморох безродный пред городскими стенами стоять должен, разрешенье на въезд вымаливая. Но дружина далече осталась, и указ им дан был до ночи ждать, а кто поверит, что князь Новгородский с одним лишь спутником прибыть может? Еще прибьют ранее, без проверки и дознания. Вот потеха всему Киеву будет, если сына Игорева в его ж владеньях на пе/ньке* вздернут. Вдохнув по глубже, опускает Улеб глаза долу, да вид по несчастней приняв, дальше обман свой продолжает:

— Да то, ведь пока у старосты лошадей вытребовали, пока с женами попрощались, да солнце еще по полудню грело жарко, вот и припозднились. Да, ты не бойся служивый, чем два путника городу помешают? Лучше скажи, где лавку найти, что б кости, с дороги уставшие, бросить?

Вид у путников и впрямь уставший, ведь на деле сколько верст покрыли, под открытым небом спали, да еду походную ели. Служивые, еще разок путников оглядывая, плечами пожимают, да жестом проехать позволяют.