Цветные миры - [13]

Миссис Картрайт была крайне расстроена.

— Ах, я так рассчитывала сегодня на общество сэра Эвелина! Это замечательный патриот, друзья мои! На таких, как он, держится наша империя!

Сэр Джон непринужденно поддерживал разговор, но Мануэла это ничуть не обмануло. Имперский служака был из числа тех, кто гнушается сесть за стол вместе с «черномазым». В чем тут дело — в ошибке сэра Джона, в недоразумении или в чем-либо еще? Разумеется, это вполне в духе сэра Джона — пригласить сэра Эвелина, забыв сказать ему, что его американский гость — негр.

Разговор в холле происходил в повышенном тоне.

— Но, сэр Джон, не могу же я обедать с чернокожим! Что станет с Британской империей, если ее представители опустятся до уровня тех низших существ, которыми по воле судьбы мы призваны управлять?

— Этот человек джентльмен и гость моей семьи, к тому же я полагал, что мы поднимаем их уровень, а не сами опускаемся до него.

— Но, черт возьми, они неспособны подняться, а если и способны, то тем более опасны и должны быть сброшены обратно. Простите меня, старина, но какого черта вы не предупредили меня, что ваш американский гость — черный?

— О господи!..

— Ну ладно, ладно! Извинитесь, пожалуйста, за меня перед гостями и особенно перед Элспет.

Обед мирно продолжался. Дородный джентльмен, сидевший справа от Мансарта, присоединился к похвалам по адресу сэра Эвелина.

— Превосходный человек! Такие вот стойкие представители власти и создали нашу могучую империю. Совершенно беспристрастен, тонко воспитан, ревностно выполняет свой долг.

— И обеспечивает наши дивиденды, — задумчиво добавила Сильвия.

— Но он абсолютно честей по отношению к туземцам.

— Да отчего бы ему и не быть честным? Платят ему хорошо, у него роскошный дом, а слуг больше, чем он в состоянии использовать. После шестидесяти, когда он выйдет в отставку, туземцы будут выплачивать ему кругленькую пенсию, затем он возвратится на родину и станет крупным специалистом по делам заморских территорий. Словом, все тридцать три удовольствия сразу! Я бы сказала, он просто ловкач.

Миссис Картрайт возмутилась:

— Сильвия, вас давно следовало бы высечь! Сэр Эвелин поступает честно с туземцами.

— Так ли уж мы с ними честны? — продолжала в резком тоне Сильвия. — К чему лицемерить!

— Согласна. Но разве не мы освободили рабов и прекратили работорговлю?

— Да ведь мы же сами и превратили торговлю рабами в Америке в огромный промысел, с помощью которого росли наши города и развивалась наша торговля и индустрия. В восемнадцатом веке торговля африканскими невольниками была у нас в империи самым выгодным делом, а вест-индские владения — самыми прибыльными. Мы вели работорговлю до тех пор, пока она приносила доходы, и отказались от нее только тогда, когда рабы подняли восстание. А когда они не захотели работать за такую жалкую мзду, какую мы платили в Азии и Африке, то мы нашли в этих частях света более выгодное применение нашему капиталу. Филантропия и религия — полезные институты, но они зависят от самых высоких дивидендов. Рабов освободил Питт, а не Уилберфорс.

Миссис Картрайт с высокомерным видом промолчала. Паузу прервал Мануэл, задав своему соседу вопрос, который, казалось, сам напросился ему на язык:

— Мне не дает покоя мысль, сколько стоит наш обед в пересчете на зарплату черных шахтеров?

Коммерсант озадаченно вытаращил на него глаза и, подумав, ответил;

— В таких делах все зависит от спроса и предложения.

— Спрос со стороны англичан и предложение со стороны африканцев?

— Разумеется, — пробормотал коммерсант и отвернулся к соседу, биржевому дельцу.

Завязался общий разговор на тему о труде и социализме. Мансарт больше слушал, чем высказывался, пока кто-то из собеседников не обратился к нему:

— Скажите, мистер Мансарт, как вы относитесь к Африке? Как вообще американские негры относятся к ней?

Мансарт ответил:

— Об Африке мы, в сущности, знаем сравнительно мало, но теоретически мы, конечно, хотели бы, чтобы она стала свободной и независимой.

— Почему?

— Ну, мы полагаем, что таково естественное состояние людей.

— Всех?

— В конечном итоге всех!

— Если этот «конечный итог» растянется на сотни лет или даже больше, — вставила Сильвия, — то еще вопрос, правы ли вы. А если речь идет о том, чтобы начать освобождение теперь же и закончить при жизни нынешнего поколения, то я согласна с вами.

— Ты, как всегда, торопишься, Сильвия, — с улыбкой заметил ее отец.

Все поднялись, чтобы приветствовать вновь пришедшего гостя. Это был молодой англичанин, высокий и худощавый, одетый довольно скромно, но державшийся просто и непринужденно. Выяснилось, что он и Сильвия собирались куда-то повезти Мансарт а. Поэтому через некоторое время все трое, покинув компанию и комфортабельные помещения величественного клуба с его мраморным фасадом, завернули за угол здания, где стоял небольшой «остин» Сильвии. По дороге к Ист-Сайду они почти не разговаривали. Подъехав к условленному месту, Сильвия остановила машину, достала старый, потрепанный дождевик и предложила Мансарту накинуть его на себя. Новую ноксовскую шляпу Мансарта она заменила другой, довольно потрепанной.

— Вы уж простите нас, пожалуйста, ведь мы едем в трущобы, — промолвила она.