Цветные миры - [129]

— Когда консьерж вошел, — сказала она, — я спряталась здесь. Я маленькая, а у вас так много вещей. Меховое пальто полностью меня закрыло.

Аделберт уселся и вытер со лба пот. Потом он встал и начал готовить кофе. Девушка молча ему помогала. Для себя она налила совсем небольшую чашечку и выпила ее без сахара. До сих пор еще никто из них не касался той трагедии, которая, как казалось Аделберту, создавала какую-то преграду в их отношениях. Он ждал, что она заговорит первая, а она предпочитала просто молчать, как будто ей нечего и незачем было рассказывать. Это было по меньшей мере странно. Он нетерпеливо поднялся с места и, подойдя к окну, стал смотреть на улицу. И тут вьетнамка заговорила тихим, но четким и твердым голосом:

— Меня зовут Дао Ту. Вам будет нелегко меня понять. Наше поколение привыкло осуждать убийство отдельных людей и в то же время оправдывать их массовое истребление. Несомненно, это величайший абсурд двадцатого века; в нем кроется огромное противоречие и нет ни капли справедливости. Народы всегда ведь страдают безвинно. Жертвы Хиросимы не были виновны ни в чем. А те, кто сбросил атомную бомбу, — убийцы! Тем, которые без разбора убывают во время так называемых «славных» войн множество люден, мы воздвигаем памятники и преподнесли нм ордена, а человека, который уничтожит преступника, изнасиловавшего его дочь, мы заклеймим позором как убийцу. Мы, вьетнамцы, подняли восстание и освободили свою страну, захваченную у нас империалистами, Франция при поддержке Англии и Америки вела против нас борьбу методами убийств, пыток и голода. Но мы продолжали отстаивать свою свободу. В 1939 году, незадолго до начала воины, я училась в Париже, где познакомилась с нашим великим вождем Хо Ши Мином.

Позже, когда он вел с французским правительством переговоры о предоставлении Вьетнаму независимости, я была у него секретарем. Еще до воины мы встретились с Эбуэ, только что покинувшим пост губернатора Гваделупы. Зная, как много он сделал для рабочих, как заботился об их жилищах и заработке, мы рассчитывали на его помощь и сочувствие в наших делах, и он действительно обещал нам свою поддержку. Эбуэ был предан Франции, но Франция ему не доверяла. Когда он отказался быть слепым орудием в руках Манделя, его в наказание за это послали в Африку. Но он был даже рад этому, так как уже служил там в течение пяти лет. В свое время Эбуэ уверял нас, что мы можем рассчитывать на его помощь, и говорил нам о своем доверии к Франции. Теперь он рассуждал бы несколько иначе. Во время войны я старалась помогать той Франции, которая оказывала сопротивление Гитлеру и, значит, могла сочувствовать Вьетнаму. Я поступала правильно, но в наши ряды проникли преступные элементы — шпионы и изменники, они предали нас, выдав на расправу клеветникам и убийцам. Можно ли после этого хоть в малейшей степени сомневаться в их виновности? Разве они не заслужили смерти? Разве не следует их уничтожить, чтобы наш родной Вьетнам мог жить? Среди них оказался один такой, которого я хорошо знала. Высокий ростом по сравнению с другими вьетнамцами, красивый, образованный и талантливый человек. У себя на родине мы с ним учились в одной школе и снова встретились нежданно-негаданно в Париже. Мы полюбили друг друга и собирались пожениться. Но он примкнул к Петэну, а я — к Сопротивлению. Некоторое время Фан Ху еще притворялся, будто он нарочно примкнул к Виши, чтобы помогать нам. Так вот, он и выдал меня нацистам.

При этих словах девушки Аделберт попытался взять, ее обезображенную клеймом руку в свою, но Дао Ту осторожно отняла ее.

— Нет, я убила его не за это, — сказала она. — Я не стала бы лишать кого-то жизни только из-за себя самой. Но когда я узнала, что он замыслил восстановить власть Франции над моей страной и посадить на трон принца-дегенерата, проматывающего деньги в Монте-Карло, и что именно он готовит переворот, я поняла: Фан Ху должен умереть. Повторяю, ее потому, что я лично ненавидела и презирала его, а потому, что он возглавлял изменников моей родины. Я отказалась от всего, что мое было дорого, — от своего образования, от государственной стипендии, от медицины, любимой профессии — ради того, чтобы стать орудием бога и своей страны и устранить человека, более подлого, чем обыкновенный убийца. Я выслеживала его целый год. Так я и встретилась с вами впервые, приняв вас за него. Прошлой ночью я нашла его и убила. Моя цель достигнута. Что теперь будет со мной — не важно. И меньше всего, мой друг, я хотела бы, чтобы ваши руки были запятнаны преступлением, к которому вы совсем не причастны. Теперь я пойду и отдам себя в руки французской полиции. Я сделала бы это еще ночью, по не хотела впутывать в это дело вас.

Она поднялась было с места, как вдруг в дверь постучали. Оба замерли и переглянулись. Затем, прежде чем Аделберт успел помешать ей, девушка быстро распахнула дверь. На пороге стоял д’Арбусье. Аделберт и Дао Ту молча смотрели на него.

— Можно войти? — спросил, улыбаясь, д’Арбусье. Он обнялся с Аделбертом, поцеловал руку Дао Ту и тихо сказал:

— Дай бог тебе здоровья, Дао Ту! Ты выполнила свой долг!