Цветины луга - [19]

Люди смеялись. Он пустил в ход более сильное оружие.

— Не забывайте, что без заводов нам не построить коммунизм! Наши первые заводы войдут в новую эпоху как штурмовые отряды, которые в бою всегда впереди.

— А мы пехота, — отозвалась Гека Мишанкина. — Мой Ристо пехотинец. Мы будем ждать у дверей, так что ли?

— А о трудармии и говорить нечего… — поддержала ее Игна. — Для таких, как мы, эти золотые двери вовек не откроются! Так выходит, товарищ начальник?..

— Да нет же! Вы меня неправильно поняли!

— Нечего отнекиваться! Так оно и будет, как ты сказал. Такие, как ты, и тогда будут жить припеваючи, а мы как были ничто, так и останемся на задворках.

— Прошу без провокаций, гражданка! — заорал Солнышко на Игну.

— Слов этих твоих мудреных не понимаю, только… хорошо, что ты здесь, на земле, вот и выложил все как есть, а был бы там, на трибуне, — вряд ли твой язык развязался.

— Я ничего такого не сказал, что давало бы право меня обвинять!

— Ты уж нас совсем за дурачков считаешь! Нам достаточно и одного слова! Да и без слов все ясно.

— А почему вы план не выполнили? Ведь не выполнили, а, председатель?

— Ты председателя в это дело не втравливай! Он еще как молодая невестка в доме свекра, не знает, как и двери открываются.

— Как станете планы выполнять, так все и будет. Нечего лодырничать!

— Ого, слышите, он уже и лодырями нас обзывает!

— Ишь, ловкачи! Больше вам не удастся обманывать государство.

— Слыхали? Это мы-то обманщики! Того не видит, что в селе людей не осталось, а требует перевыполнения планов! Ему-то хоть бы что!

— Что ты там бормочешь, гражданка? Ты выйди и всем скажи!

— И скажу! — крикнула Игна прямо ему в лицо. — Вылазите из машин только когда речи надо говорить и опять поскорее на мягкие сиденья плюхаетесь! Один вон приехал в соседнее село на машине, так из машины даже не вылез. Прямо оттуда речь держал, как из кабинета. И это еще что! Приказал после, чтобы его вынесли на дорогу вместе с машиной. Вот это я и хотела сказать!

— Ты здесь демагогию не разводи! Платок вон какой нацепила! И платье! — он дернул за концы платка, платок развязался, густые волосы Игны растрепались, открылось лицо — чистое, простое лицо крестьянки, не знающее кремов и румян, обласканное ветрами, не раз умытое утренней росой, темневшее от зноя летом и белевшее зимой. — У каждой из вас небось по три-четыре шелковых платья. Шкафов понакупили, дома свои набили всякой всячиной. Чего вам еще надо?

— Мужиков! — Игна плюнула в сторону и повернулась к нему спиной.

Все рассмеялись. А она подобрала с земли платок и, размахивая им, как флагом, стала проталкиваться сквозь толпу.

— А что! Раз добром не хочет понять, так еще и не то скажу.

Солнышко что-то взволнованно говорил новому председателю. Дянко замахал рукой и закричал:

— Подожди, Игна! Товарищ Слынчев хочет тебя о чем-то спросить.

Игна, уже почти выбравшаяся из толпы, повернулась и, повязывая голову платком, сказала:

— Что там спрашивать! И так все ясно. Не хотим машин, мужиков нам отдайте! И его жена небось не может без мужа! Вот и все!

Снова по толпе прокатилась волна смеха. И теперь уже людей невозможно было утихомирить. Народ стал расходиться сам по себе, как и собрался. Руководитель масс остался посреди двора один.

— Скажи мне, что за фрукт эта женщина? Наверное, бывшая кулачка?

— Нет! Раньше была середнячкой.

— А теперь?.. — Солнышко чуть не сказал «враг», но осекся…

— Теперь… одна из лучших работниц.

— Что значит — одна из лучших?

Дянко Георгиев усмехнулся.

— Когда говорим о работниках — «самый лучший», «самая лучшая», то судим не по тому только, как они работают руками, но и как у них голова варит, — нравоучительно сказал Солнышко.

— В том-то и дело, что у нее и голова неплохо работает.

— Да, но кому от этого польза?

— Хозяйству, — виновато улыбнулся председатель, продолжая защищать Игну. — Она член правления и пользуется большим доверием у женщин. А у нас, как вы знаете, бабье царство!

— Немедленно убрать ее из правления! Раз она осмелилась такое говорить мне в лицо, то представляю себе, как она нас за глаза костит!

— В том-то и дело, что за глаза она не станет говорить. Она всех женщин ведет за собой!

— Не нужны нам такие вожаки. Она на нас волком глядит. Убрать ее, и точка!

— Я с вами не согласен, но раз вы настаиваете… поставлю вопрос, и если собрание решит…

— Да ты что, Георгиев? Какие еще собрания? Нечего плыть по течению! Где это видано, чтобы собрание решало, а ты исполнял его волю! Ты должен решить, а собрание обязано одобрить. Ты руководитель! Партия никогда не откажется от руководства! Понял?

— Но ведь ее избрало собрание. Я не имею права применять административные меры.

— А я приказываю, и ты должен выполнить мое распоряжение. Мы никому не позволим расшатывать дисциплину. Завтра такие как она здесь могут бунт устроить, и тебя же за это посадить придется. Времена извращений прошли!..

Дянко Георгиев весь сжался под градом упреков. Солнышко припомнил ему прощенные «грехи», мочалил его, пока не уехал.

После отъезда руководителей председатель осмотрел полученные машины. Выделил те, что можно было тут же пустить в дело, и сказал подошедшим кооператорам: