Цвет. Захватывающее путешествие по оттенкам палитры - [44]

Голландский процесс заключался в использовании глиняных горшков, разделенных на две секции: одна для свинца, а другая – для уксуса. Подмастерья выстраивали в ряд несколько дюжин таких горшков, а затем добавляли секретный ингредиент – огромные ведра навоза прямо с фермы, которыми обкладывали горшки, чтобы получить не только тепло для испарения кислоты, но и углекислый газ для превращения ацетата свинца в карбонат свинца. Комната опечатывалась. Она оставалась закрытой на девяносто дней, после чего подмастерья, без сомнения, тянули соломинку, определяя, кому достанется непопулярная работа – требовалось войти туда, чтобы забрать краску. Однако тот, кто вытянул короткую соломинку, – по крайней мере в первый раз, – испытывал величайшее изумление: за три месяца в постоянном тепле бурлящие экскременты, кислое вино и ядовитый металл сотворяли алхимическую магию: грязь и вонь превращались в чистейшую и совершеннейшую белую краску, которая хлопьями или чешуйками[76] оседала на сером металле. Это было одно из многих маленьких чудес, на которые так богата коробка с красками.

«Не глотайте, не вдыхайте пыль», – предупреждает Ральф Майер в книге «Руководство художника по материалам и технике» (The Artist’s Handbook of Materials and Techniques») в разделе «Свинцовые белила; более того, с 1994 года эта краска запрещена к продаже в Европейском союзе, за исключением особых случаев. Компания Winsor & Newton предупреждает, что свинцовые белила «доступны только в определенных количествах, в определенных странах, в защищенных от детей жестяных банках, причем храниться они должны либо в запертой витрине, либо за прилавком»[77], и рекомендует художникам использовать вместо них титановые белила – краску настолько непрозрачную, что этот же пигмент используется в корректирующей жидкости. Не все этим довольны: в марте 2001 года, всего через три месяца после опубликования запрета на использование краски на основе свинца, я познакомилась с художниками фарфорового завода в Мидленде. Они жаловались, что замена – «дрянь: цвет не такой яркий и не такой контрастный». Это риск для служащих, не для покупателей, пояснила Клэр Бистон, которая шестнадцать лет занималась нанесением рисунка и позолоты на изделия завода. «Мы постоянно сдавали анализ крови и всегда были осторожны». Она рассказала мне о коллеге, который недавно вышел на пенсию после пятидесяти двух лет рисования по фарфору по пять дней в неделю: его здоровье было в полном порядке. Она, как и многие другие художники, считает, что стоило пойти на небольшой риск, чтобы краски выглядели красиво.

Смертельная косметика

Особое коварство свинцовых белил проявлялось в том случае, когда их использовали для макияжа. В 1870-х годах косметическая компания Джорджа У. Лэрда опубликовала серию художественных рекламных объявлений в модных нью-йоркских журналах[78]. В одном из них молодой человек спрашивает у своего дяди, старика с моноклем (и в очень узких охотничьих штанах), как зовут «то прелестное юное создание, с которым танцуют все самые важные персоны в зале». На следующем рисунке показана та самая дама под руку с важным господином с бакенбардами. Она выглядит загадочной – или, возможно, болезненный взгляд вызван тесным корсетом. Дядя соглашается с молодым человеком, что женщина действительно прекрасна, но добавляет: «Вот молодая ли – это вопрос». Он замечает, что ей лет сорок пять, если не больше, и шепотом сообщает, что секрет ее побед кроется в тональном креме «Свежесть молодости» от компании Лэрда. «Конечно, это entre nous (между нами)», – предупреждает дядя молодого человека. Он сделал бы более доброе дело, если бы предупредил женщину, ведь за кажущуюся молодость ей придется дорого заплатить.

Известен случай, когда Мэгги Ангелоглу, домохозяйка из Сент-Луиса, упомянутая в книге «История макияжа», купила несколько флаконов «Свежести молодости», старательно применяла его и в 1877 году умерла от отравления свинцом. И это не первая жертва белил. Свинцовые белила еще со времен древних египтян входили в состав кремов для лица и средств для макияжа: их применяли римские дамы, ими пользовались японские гейши – ведь белила прекрасно контрастировали с их зубами, которые было модно чернить с помощью дубовых орешков и уксуса[79]. Даже в XIX веке, когда об опасности белил уже было известно, их наличие на туалетных столиках женщин с любым цветом лица оставалось обычным явлением.

Сегодня женщины тоже умирают ради красоты: они морят себя голодом или платят хирургам, чтобы те слишком туго подтянули кожу. Я задалась вопросом: была ли смерть от свинцовых белил еще более чудовищной? Одна из проблем заключалась в том, что поначалу – как и в случае с едой – причиненный ущерб иногда даже заставлял жертву чувствовать себя более привлекательной. Воздействие свинца приводило к тому, что женщины казались неземными духами, почти ангелами – но это ощущение было обманчивым. К тому времени, когда выяснялось истинное положение дел, скорее всего, было уже поздно что-либо делать.

Я заглянула в книгу об отравлениях[80] и представила себя одной из жертв моды XIX века. Если бы я каждое утро усердно наносила «Свежесть молодости», то сначала почувствовала бы некоторую сонливость и решила, что, наверное, во всем виноваты тугие корсеты. Затем я, возможно, перестала бы спать, мои щеки стали бы впалыми и бледными. Мои поклонники могли бы даже найти это привлекательным, соответствующим представлению о том, какой должна быть женщина: «мертвенно-бледная», но с прекрасным лицом, этакая леди из Шалота («Волшебница Шалот», англ. The Lady of Shalott – баллада английского поэта Альфреда Теннисона (1809–1892). Затем у меня начали бы мелко дрожать ноги, поэтому мне пришлось бы лечь в постель, как чахоточной героине оперы Пуччини. Это выглядело бы довольно романтично, я могла бы шутить об этом со своими подружками.