Цвет. Захватывающее путешествие по оттенкам палитры - [144]
Есть история, рассказанная местными жителями, о батальоне армии США, штурмовавшем пляжи в 1980-х годах, чтобы спасти эту ближневосточную страну от трагической гражданской войны. Американцы вышли из воды в полном боевом снаряжении, но единственными свидетелями их опасных маневров были несколько ливанских дам, загорающих в бикини. Трудно сказать, кто больше удивился.
Мне, сидящей на идеальном белом песке и смотрящей на почти идеально спокойную воду, было трудно поверить, что море действительно слишком бурное, чтобы ловить рыбу. «Средиземное море здесь такое, – подтвердил мужчина, у которого я купила газировку. – Выглядит красиво, но нужно быть очень осторожным». В тот же день мне пришлось уехать. Я думала, что из-за осторожности упустила своего мурекса.
На обратном пути в Бейрут я на некоторое время задержалась в финикийском порту Сидон, что в получасе езды к северу от Тира. Пурпур назывался тирским, но с таким же успехом его можно было назвать сидонским или родосским (в определенный период средневековья англичане могли претендовать на право именовать пурпур бристольским: путешественник XVII века нашел в устье реки Эйвон моллюсков, из которых можно было получать пурпур, а ученые подтвердили, что нечто подобное использовалось на старинных французских, английских и ирландских манускриптах[259], украшенных цветными миниатюрами). Я хотела исследовать любопытную достопримечательность, которую увидела на карте города. Там была надпись «мурекс-хилл» и она обещала быть курганом моллюсков, которых я так безуспешно искала. Я надеялась найти хотя бы одну-две разбитые раковины, чтобы пополнить свою растущую коллекцию пигментных сувениров. Я добралась туда к середине дня и трижды проехала по хитрой системе с односторонним движением: мимо школы, многоквартирных многоэтажек, захудалого кинотеатра и запертого мусульманского кладбища; у последнего я остановилась и заглянула через ограду.
К моему ужасу, не нашлось ни единого признака осыпающихся старых раковин или хотя бы травянистого римского холма. На четвертом круге я все же поняла, в чем дело. Весь этот крутой холм, с его дорогами, зданиями и человеческими надгробиями, был искусственным – гигантским кладбищем миллионов, нет, миллиардов крошечных существ, которые умерли, чтобы позволить древним римлянам и византийцам родиться, а также жить и править «в пурпуре». Неудивительно, что мне нечего было искать, подумала я. Они их полностью извели.
Вернувшись в Бейрут, я добралась до Национального музея всего за несколько минут до его закрытия. Когда-то, не так давно, музей находился на границе, разделявшей христиан и мусульман в этом неспокойном городе. Большинство молодых ливанцев знали его только как место, где начался обстрел: до 1998 года они не видели ни одного музейного сокровища, потому что двадцать три года назад их наспех закрыли бетоном, чтобы защитить от войны.
Там, маленькая по сравнению с могилой короля Ахирама, насчитывающей три тысячи триста лет и являющейся носителем одной из первых в мире буквенных надписей, практически незаметная рядом с коллекцией арабских и финикийских ювелирных изделий, располагалась витрина, где находился предмет моих поисков. На ней было написано «Тирский пурпур». Но когда я увидела его, то чуть не задохнулась от удивления: цвет был совсем не фиолетовым, а скорее прелестным оттенком фуксии. Я едва не рассмеялась, представив римских полководцев, торжествующе воздевающих руки под триумфальными арками – и одетых с головы до ног в розовое!
Может ли эта краска, впитавшаяся в пушистый клубок непряденой шерсти, изготовленной ливанским промышленником Жозефом Думе, действительно быть тем историческим, легендарным цветом? Краской, которую я так искала? Понять было трудно. Плиний упомянул несколько оттенков мурекса, цитируя другого историка: «Фиолетовый пурпур, который стоил сто динариев за меру, был в моде во времена моей юности, за ним, немного позже, последовал тарентский красный. Затем шла тирская краска, которую нельзя было купить даже за тысячу динариев». Последняя, по словам Плиния, «особенно ценилась, когда была цвета свернувшейся крови, темной в отраженном свете и блестящей в пропускаемом свете»[260]. Он предположил, что именно ее Гомер имел в виду, когда использовал слово «пурпур» для описания крови. Позже я обнаружила, что при окраске розовой шерсти из Национального музея использовалось олово – в качестве протравы, чтобы краска прилипала к волокнам, но эта шерсть не была цвета свернувшейся крови или чего-то, даже отдаленно похожего на пурпур. Это очень красиво, решила я, но это не конец моих поисков.
В своей книге «Цвет и культура» Джон Гейдж указал, что причины культа пурпура Рима и Византии «очень трудны для определения»[261], но выдвинул интригующую теорию, объясняющую это явление. Греческие слова, обозначающие пурпур, по-видимому, имели двойную коннотацию – движения и изменения. Возможно, это объясняется многочисленными изменениями цвета в процессе окрашивания, но это также, конечно, было необходимым условием для восприятия блеска и возникновения блеска как такового. Данная теория подтверждается описанием свернувшейся крови у Плиния. А еще я выяснила, пока изучала ценные краски (священную охру Австралии, лучшие из красных и бархатистые черные) и драгоценный металл – золото, что одним из важнейших показателей их привлекательности является то, как они блестят, сияют. Это свойство каким-то образом возвышает цвет или вещество со светского уровня на высоту священного, как будто, когда часть чистого света вселенной отражается от него, в нем воплощается нечто святое. Или, по меньшей мере, исполненное властной силы.
Иногда стоит взглянуть на давно знакомые предметы под другим углом, и мир сразу заиграет новыми красками. Популярная британская журналистка Виктория Финли предлагает читателям прогуляться по радуге и узнать много нового об истории привычных цветов.Знаете ли вы, что женщины во всем мире и по сей день часто красят губы кровью, сами о том не подозревая, а Наполеона, вполне вероятно, свели в могилу модные зеленые обои? Какого цвета траурные одеяния в Китае? Скольким моллюскам пришлось отдать жизнь ради того, чтобы Юлий Цезарь мог похвастаться пурпурной мантией?Так ли прост простой карандаш? Чем кормить коров, чтобы из их мочи можно было получить желтую краску? Чтобы ответить на эти и многие другие вопросы, отчаянная англичанка объехала полмира, включая Австралию, Мексику, Ливию, Китай и даже подконтрольный талибам Афганистан.В итоге получилась увлекательная книга о том, как художники, ремесленники и ученые пытались воссоздать радугу, и о том, как это повлияло на окружающий нас мир.
Может ли фильм «Парк юрского периода» стать явью? Как выглядел «янтарный ГУЛАГ»? Почему на окраине римского кладбища похоронен мужчина, переодетый в женское платье? Что такое «вечерний изумруд» и может ли он упасть с неба? Какому самоцвету обязан своей карьерой знаменитый сыщик Видок? Где выставлен самый гламурный динозавр в мире? Какой камень снялся в главной роли в фильме «Титаник»? Существует ли на самом деле проклятие знаменитого алмаза «Надежда»? Прочитав книгу Виктории Финли, вы совершите увлекательнейшее путешествие по миру драгоценных камней и узнаете ответы на эти и многие другие вопросы.Желая раскрыть тайну шкатулки с самоцветами, неугомонная английская журналистка объехала полмира.
В этой книге говорится об Исконной Вере и Стари у Южных Славян. Исследование, которое мы провели, не основывается на песнях, преданиях и обрядах, сохранившихся до сих пор, ни даже на письменных летописях. Главная особенность научного подхода, примененного в этой книге, это его опора на образные представления, которые у Южных Славян, совместно со многими другими народами, возникли со временем.
Это первая и, к сожалению, пока единственная книга в нашей философской литературе, специально посвященная обману – столь повсеместному явлению, пронизывающему все поры нашей личной и общественной жизни. Фундаментальная ценность правды понятна каждому. Но представьте себе, что произошло бы в жизни людей, в политике, экономике и т.п., если бы вдруг все люди перестали обманывать, говорили только правду? Автор ставил своей целью: рассмотреть и по возможности упорядочить чрезвычайно многообразные проявления обмана, осмыслить такие феномены как добродетельный обман, полу-правда, самообман, опираясь на философские, психологические, исторические материалы и произведения художественной литературы.
Книга представляет собой один из первых в отечественной научной литературе опытов междисциплинарного подхода к проблематике искусственного интеллекта. В ней рассматриваются философские, методологические, общетеоретические и социокультурные аспекты данной проблематики, обсуждаются актуальные задачи моделирования искусственного интеллекта в связи с рядом логических и математических вопросов и под углом соотношения искусственного интеллекта с естественным и современных разработок проблемы "сознание и мозг".
Никогда не уйдет в прошлое интерес к познанию происхождения и последующей эволюции уникального человеческого вида. От древесной обезьяны до человека разумного — дистанция огромного размера. В настоящем издании она заполняется известными и новейшими материалами по истории антропологических знаний о движущих силах и закономерностях развития семейства гоминид, адаптивном полиморфизме вида гомо сапиенса, его расовой структуре, перспективах развития.
Технологии захватывают мир, и грани между естественным и рукотворным становятся все тоньше. Возможно, через пару десятилетий мы сможем искать информацию в интернете, лишь подумав об этом, – и жить многие сотни лет, искусственно обновляя своё тело. А если так случится – то что будет с человечеством? Что, если технологии избавят нас от необходимости работать, от старения и болезней? Всемирно признанный футуролог Герд Леонгард размышляет, как изменится мир вокруг нас и мы сами. В основу этой книги легло множество фактов и исследований, с помощью которых автор предсказывает будущее человечества.
В монографии исследуются эволюция капиталистического отчуждения труда в течение последних ста лет, возникновение новых форм отчуждения, влияние растущего отчуждения на развитие образования, науки, культуры, личности. Исследование основывается на материалах философских, социологических и исторических работ.