Цвет сакуры красный - [16]

Напротив останков карусели обнаружился частный ресторан, в котором они и пообедали. Меню и мастерство шеф-повара были вне конкуренции, но, как оказалось в дальнейшем, цена – тоже. Прочитав итоговую сумму счета Всеволод-старший крякнул, а Всеволод-младший округлил глаза и только протянул: «Во бля-а-а-а-а…» Обед обошелся Волковым в добрых пятнадцать рублей. Тут же оба вспомнили, сколько стоили ночлег, стол и услуги извозчика все вместе, и отец согласился с сыном, заметив: «Действительно, бля…»

Волковы вышли из ресторана вполне удовлетворенные желудочно, но с чувством глубокого морального неудовлетворения, которое значительно углубилось буквально через пять минут. Проходя мимо небольшой чайной, они услышали возглас одного из посетителей, оккупировавших летнюю открытую веранду: «Рыбки жареной на двугривенный!» Отец и сын чуть не упали, увидев, что крикун шествует к столику неся тарелку, на которой возвышалась целая гора рыбы. Всеволод-младший с трудом оторвался от созерцания счастливого рыбоеда и перевел укоризненный взор на старшего. Тот только смущенно кашлянул, слегка покраснел и пробормотал; «И на старуху бывает проруха, как сказала польская красавица Инга Зайонц через месяц после свадьбы с другом моего детства Колей Остен-Бакеном»[8]. И тут же принялся перечислять варианты убивания времени до отправления парохода.

Идея посидеть в пивной или чайной отклика не встретила: оба были сыты. Шляться по городу не хотелось от слова «совсем», гулять в местных парках – тоже. Ведь черт его знает, на какую пьяную компанию можно налететь вечером выходного дня? А конфликты с местной шпаной и отцом и сыном были признаны делом хоть и не особо опасным, но совершенно не подходящим для пришельцев из будущего. И тогда отец предложил сходить в театр.  Сын подумал и согласился, присовокупив, однако, что лично он сомневается в наличие театра в Петрозаводске образца двадцать девятого года двадцатого века. 

К его удивлению театр имелся. Причем, как пояснил словоохотливый билетер, существовал он аж с тринадцатого года. Но вот билетов на спектакль…

- Папань, у меня складывается ощущение, что они тут всем городом идут в театр, а потом сваливают в Питер, – заметил сын и вздохнул. – Чертовы театралы! Ну, и чего тогда делать будем?

«Дело», как ни странно нашлось быстро: в крыле здания театра разместился кинотеатр «Триумф». И хотя Волковы были не высокого мнения о немом кинематографе, но, как сказал младший: «На безрыбье и рыбу раком», и они купили билеты на фильм Александра Довженко «Арсенал». Волков-старший тут же рассказал сыну, что сам Довженко, будучи рядовым армии УНР, принимал участие в штурме того самого завода «Арсенал», о котором потом снял фильм.

- И вообще Довженко был тот еще националист! – закончил Волков-старший свою гневную филиппику.

- А теперь, значит, перековался? – спросил вдруг парень в смазанных сапогах и лихо надвинутом картузе, который внимательно прислушивался к беседе отца и сына.

Волковы дружно повернулись к неожиданному собеседнику. Младший оценивающе оглядел крепкие плечи и серьезные кулаки парня, с удовлетворением отметил, что сам-то он и в плечах пошире, и мускулы покрепче, да и кулаки – побольше. «Если этого гаврика гасить придется – проблем он нам не нарисует!» – успокоил себя Всеволод. Старший же Волков в первую очередь обратил внимание на кимовский значок на груди парня. Это его и обрадовало, и огорчило одновременно, поэтому отвечать он начал, тщательно подбирая слова:

- Нет, не перековался. Как мне кажется, националист вообще не может перековаться до конца. Косвенным подтверждением этому может служить то, что партия в которую вступал Довженко – не большевистская, а это были так называемые боротьбисты. Вам знакомо это название, товарищ? 

Кимовец кивнул, но добавил, что о боротьбистах он знает очень мало. Волков-старший и сам знал об этом эсеровском течении не очень много, но как мог поведал сыну и новому знакомцу об истории эсеровского движения на Украине.

- …И из Партии его очень правильно исключили. Вообще-то лично мне как-то не очень нравится, что боротьбисты, а, проще говоря – националисты, прорвались на Украине на руководящие должности, м-да… Однако вынужден признать, что теперь национализм Довженко стал, так сказать, градусом пониже. Впрочем, зараза эта из него так до самой смерти до конца и не выйдет… – Тут он спохватился и быстро добавил, – Во всяком случае так многие считают…

Кимовец помолчал, потом, утвердительно тряхнув головой, заметил, что, конечно, в Москве о таких вещах лучше знают. Поблагодарил за интересный рассказ и отошел к группе своих товарищей. Только тогда Волков-старший перевел дух, и вытер слегка вспотевший лоб. 

- Что, папань, теперь ты прокололся? – усмехнулся сын.

- Да уж… – Отец снова вытер лоб, – Что есть, то есть. Прокололся по полной программе. Ну, значит, мне наука будет: особо не болтать, а если уж надо что-то рассказать, так делать это не в полный голос.

И Волковы негромко, но весело рассмеялись.

В кинотеатре билеты оказались без мест: куда сесть успел, там и место твое. Несмотря на то, что оба Всеволода курили, им не глянулась привычка курить прямо в закрытом наглухо кинозале. Старший и младший, переглянувшись, в унисон произнесли: «Газовая камера». После чего снова рассмеялись, правда, уже не так весело.