Сын покраснел. Как-то в голову не пришло, что страна только-только подниматься стала, причем не то, что с колен, а после здоровенного нокаута. Он еще раз осмотрелся:
- Слушай, папань, так выходит, что они богато живут?
- Ну, богато – не богато, но с достатком. Хозяин извозом промышляет, супруга дом и жильцов содержит – зарабатывают нормально…
На этом месте его прервала хозяйка, внесшая в комнату самовар. Следом за ней в вошли две молодые женщины, оказалось – хозяйские невестки. Сноровисто застелили стол чистыми газетами и расставили: миску с кашей, глиняную крынку с молоком, доску с крупно нарезанным хлебом и два граненых стакана под чай. Пожелали всем доброй ночи и удалились. Волковы принялись за ужин…
После еды, когда хозяйки убрали посуду, младший Всеволод собирался завалиться спать, но старший остановил его:
- Слушай, нам тут бы с бумажками поколдовать надо. Давай-ка, присоединяйся.
- С какими бумажками? Ты ж говорил, что документы не нужны.
- Ну, не нужны-то не нужны, да только не все и не совсем. Присаживайся и вот на этих газетах трофейную ручку распиши.
Парень энергично принялся за дело, и вскоре свободные от текста поля покрыли прихотливые завитушки.
- Все, расписал.
Отец буркнул себе под нос «отлично», вытащил из пачки справок сперва одну, потом вторую и принялся их аккуратно заполнять, стараясь выписывать каждую буковку с разным нажимом пера.
- Это чего? – поинтересовался сын, заглядывая ему через плечо.
- Учетная карточка члена партии… – Ответил Волков-старший и попросил, – Не мешай, а?
Младший замер на время, но, когда работа закончилась, снова спросил:
- А партбилет где возьмешь?
- А партбилет мне выдадут. Разумеется, сперва холку намылят за утерю партбилета, а потом выдадут. А тебе точно так же – кимовский…
- Какой-какой?
- КИМ – Коммунистический Интернационал Молодежи, знать надо.
- Ну, теперь буду…
- Вот и будь. Кстати, чтобы ты знал: мы приехали из-под Благовещенска. Вот справка, что я был там директором школы, а ты ее, соответственно, закончил.
- А чего я еще три года делал?
- А ничего. Там такое творилось, что ты только в двадцать втором в школу пошел. Но, хотя ты и много знаешь о Дальнем Востоке, я тебя очень прошу: трепись поменьше. Упирай на то, что вспоминать тяжело, понял?
- Понял… Ну, что? Спать-то сегодня будем?
Отец засмеялся, встал, потянулся, разминая плечи и, прикрутив фитиль, потушил лампу…
Следующее утро принесло новые проблемы и новые открытия. Во-первых, в полный рост встал вопрос бритья. Волков-старший брился клинковой бритвой, полученной в подарок от своего деда, и за двадцать лет успел набить руку. Но у младшего Волкова, несмотря на крепкие нервы и службу в не самом спокойном регионе России, от одной только мысли о бритье этим «орудием убийства» только что в глазах не темнело…
Младший Всеволод сидел у стола и с содроганием следил за тем, как отец ловко орудует блестящим лезвием, обрабатывая верхнюю губу. Вот исчезли последние следы пены, и Всеволод-старший удовлетворенно провел по коже пальцами, определяя чистоту бритья. Судя по всему, он остался доволен…
- Папань…
- Чего тебе, отрок?
Волков-младший потер щетинистую щеку и жалобно попросил:
- Побрей меня, а?
Тот поперхнулся от неожиданности и вылупил глаза:
- Чего?! В каком это смысле?
- Ну, в прямом, – младший посмотрел на свежевыбритую голову отца, потом снова потер свою щеку с почти недельной щетиной. – Не могу я так ходить…
Отец критически оглядел сына и вздохнул:
- М-да, уж… Видок у тебя… С учетом одежды – шпана одесская.
- Не понял? А с одеждой что не так? – Всеволод-младший сперва тщательно осмотрел себя, потом отца и повторил – Чего у нас еще не слава богу?
Старший лишь хмыкнул. Ниже пояса Волковы были одеты практически согласно местной моде. Ну, почти: трофейные сапоги и галифе не так уж бросались в глаза – тут многие ходили так же. Но вот выше пояса… Выше пояса имелись летние тельняшки, разве что у старшего она была морская, а у младшего – десантная, обнажавшие мышцы на руках, и четко прорисовывая рельеф груди и подтянутых животов. Словом, оба выглядели довольно импозантно, но… по меркам двадцать первого века. Или, хотя бы, конца двадцатого, но вот в местную моду они ну никак не вписывались…
- Видишь ли сын, сейчас тельняшка, если не в комплекте с морской формой – признак мелкой уголовщины. Блатата эдакая… – Отец помолчал, а потом продолжил, – Но мы и на блатных не тянем – татуировок-то нет. Вот и выходит, что мы – то ли неправильные блатные, то ли психи из местного дурдома на прогулке.
- Папань, а мы поверх плащи наденем – вот и сойдет, – легкомысленно предложил сын.
- Не сойдет, – покачал головой тот. – Из-под плащей все равно торчать будет. Так, – хлопнул он ладонью по столу. – Сейчас первым делом – одежду прикупить. Иначе мы тут так засветимся, что потом триста лет не отмоемся. Замучаемся в ГПУ объясняться, откуда мы такие красивые взялись…
- А побриться?
- Я тебе что – тупейный художник[5]? Вот переоденемся – зайдешь в парикмахерскую и побреешься. А я не возьмусь. Я только себя брить умею… – Тут он усмехнулся, – Помнишь, как я тебя стриг? И что из этого вышло?