Цвет папоротника - [5]

Девчушки удивленно подняли головы и переглянулись. Сеня подарил им свою знаменитую нержавеющую улыбку и отрекомендовался проникновенным бархатистым баритоном:

— Главный режиссер Святополк-Мирский. Конечно, слышали обо мне?

Девчушки еще раз обменялись взглядами и, не сговариваясь, кивнули.

— Так вот, наша съемочная группа сейчас ищет натуру для массовых сцен. Вы бы нам подошли. Понимаем те, на невольничьем рынке паша выбирает себе пленниц. И вы — товар, понимаете, живой товар. Вас целый месяц гнали степью янычары, вы ужасно похудели. Голодные, измученные, но непокоренные. Вы сможете удержаться от приема пищи три дня?

— Сможем! — восторженно пискнула беленькая и, устыдившись самой себя, покраснела до ушей. Видно, она скупала, как и все девчата в ее возрасте, фотографии артистов в газетных киосках.

— А этот товарищ кто? — недоверчиво косясь на мой блокнот, спросила черненькая. В ее терновых, с сизиной глазах запрыгали резвые бесенята. — Тоже режиссер?

— Ассистент первого помощника главного режиссера, — угрюмо, как угнетенный начальством подчиненный, буркнул я.

И этой угнетенности, раздражительности они как будто поверили. Во всяком случае, вторая, ясноглазая, со смешными веснушками на чистом лице, заглядывавшая живому режиссеру в рот, откуда только что вылетела вдохновенная импровизация. И Сеня, как актер, почувствовавший доверие публики, молодцевато подтянулся и подсел к ним на одеяло. Покопавшись в «дипломате» он хлопнул себя по лбу:

— Черт, визитную карточку забыл… У вас есть телефон?

Подружки пошушукались, причем беленькая на чем-то горячо настаивала, и наконец решились.

— Записывайте… — сказала та, что побойчее.

— Ассистент, запишите кандидатуры в список, — щелкнул пальцами Сеня. — Кого попросить?

— Скажите тете Дусе, чтобы позвала Агнессу из пятьдесят третьей, — сказала черненькая. — Это меня. А мою подругу зовут Виктория.

Сеня подмигнул мне. Спектакль проходил как по нотам.

— А тетя Дуся это кто? — приложил ладонь к уху Сеня, будто не расслышав.

— Да так… живет у нас… собаку выводит, — подгребая песок, независимо произнесла Агнесса.

— И что, вы вместе живете в одной квартире? — будто следователь, допытывался Сеня.

— Да нет, — закусив губу, сказала Агнесса. — На одном этаже. Мы соседки.

— Что вы говорите… Это удобно, — сделал мне круглые глаза Сеня. — А учитесь где?

— А мы работаем… В Доме моделей, — посмотрев на Сенину кинокамеру, отрезала Агнесса.

Сеня встал и галантно расшаркался.

— Так я и понял. Вы манекенщицы.

В терновых глазах Агнессы появились колючки. Сеня шутил с огнем.

— Нет, не угадали. Мы модельеры-конструкторы.

Сеня оглядел два дешевеньких из ацетатного шелка платьица, голубое и розовое, висевшие на кустах. Беленькая в это время присыпала песком уголок одеяла с жирным штампом.

— Ах, ах, ах, — включил свою тысячеваттную нержавеющую улыбку Сеня. — Да-да, я вас, кажется, где-то видел. Это не вы ли, случаем, демонстрировали свои модели по телевизору?

Как я ненавидел его в эту минуту! Придворный шут. Нашел на ком вымещать свою бездарность. Режиссер собачий. Эти бедные девчушки изо всех сил старались не ударить лицом в грязь. Шла игра — кто больше.

— И я вас где-то видела, — вдруг сказала черненькая, напряженно всматриваясь в наглую Сенину рожу.

Сеня на миг окаменел:

— Ошибаетесь, режиссер всегда за кадром.

А между тем над Оболонью появилась черная, как паровозный дым, туча и на всех парах двинулась на нас. С каждой минутой нарастал глубинный подземный гул, словно это чудовище неслось по железным рельсам, гремя на стыках. Свежий ветер пробежал по берегу, переполошив отдыхающих. Гигантскими чайками забились сорванные простыни. Выше моста взвилась детская панамка. Разовый тираж газет стаей бумажных птиц улетел в небо. Пляж сделался похожим на вокзал, забитый людьми, где каждый хватал свои вещи, бежал, расталкивая других, неизвестно куда, будто одновременно прибывали поезда всех направлений. Ударил первый гром.

Толпа нас разъединила. Мы с беленькой большеглазой девчушкой прибились к молочной палатке с куцым козырьком. Место мы выбрали не самое лучшее. Косая полоса воды обрушилась прямо на нас. Через минуту мы промокли насквозь. Прятаться было бесполезно. Я прикрыл свою новую знакомую спиной от ветра и теперь ощущал, как испуганно бьется ее маленькое сердце. Мы стояли, сжатые с двух сторон людьми, словно зачарованные, боясь пошевельнуться. Ее волосы пахли горьковатым любистком. Отчаянный, лихой дождь стучал по крыше, как из водосточной трубы, лил мне за воротник, смывал с нас липкие ненужные условности, которые мы сами себе придумываем. Эта огненная молниеносная летняя гроза объединила нас со всей природой. Так, наверное, благоговейно стояли среди грозового храма и наши далекие пращуры, благодаря Даждьбога за спасительный ливень, за спелые яблоки в садах, за налитую свежестью и силой душу.

Девчушка вдруг подняла голову, взглянула на меня ясными карими глазами, и мне почудилось, что в них, как в криницах, была налита вся моя судьба, до краев, до самой смерти.

— Меня зовут Витка, а вас?

В это мгновение я почувствовал, что вот оно, самое родное, самое дорогое в моей жизни, которое нужно держать крепко-крепко, чтобы не убежало, не кончилось, как этот летящий ливень.