ЦРУ против СССР - [167]

«Вопрос. Когда вы впервые почувствовали отрицательное отношение правительства к начатому вами расследованию?

Ответ. 1 марта 1967 года мы арестовали Клея Шоу. Я надеялся на активное содействие со стороны властей и все-таки был поражен, когда правительство с самого начала выступило в поддержку обвиняемого. Министр юстиции Рамсей Кларк утверждал, что Шоу уже прошел проверку в ФБР и его невиновность доказана. Президент Джонсон заявил, что не видит необходимости возобновлять расследование, проведенное комиссией Уоррена.

Вопрос. Известно, что вам подсылали лжесвидетелей. Какие еще конкретные препятствия чинили правительственные органы?

Ответ. Прежде всего Рамсей Кларк заявил, что привлечет меня к суду. На каком основании, неизвестно до сих пор. Крупнейшие еженедельные журналы, контролируемые ЦРУ, старались убедить читателей в том, что я связан с мафией.

Вопрос. Оказывали ли на вас какое-либо давление деловые круги?

Ответ. Да, меня пытались запугать и уговаривали прекратить процесс. Знакомый нефтепромышленник из Техаса позвонил мне и сказал, что в интересах моего будущего следует остановить расследование. Потом меня посетил один тип, назвавшийся «предпринимателем с Запада», и спросил, не интересует ли меня пост федерального судьи. Это было явное предложение сделки.

Вопрос. На выборах окружного прокурора в 1973 году вас забаллотировали. Крупнейшие газеты в один голос утверждали, будто избиратели выразили недовольство тем, что вы занимались исключительно расследованием обстоятельств убийства Кеннеди и не уделяли внимания другим делам. Как вы относитесь к таким утверждениям?

Ответ. Это совершеннейшая ложь. На выборах 1970 года я одержал убедительную победу над соперниками, а ведь это было время, когда судебный процесс над Клеем Шоу закончился моим поражением. В ходе предвыборной кампании я, в частности, обещал довести до конца расследование обстоятельств убийства президента, и большинство избирателей проголосовало за меня. Но в июле 1971 года министерство юстиции возбудило против меня уголовное дело. Чиновники федеральной службы безопасности и агенты ФБР ранним утром ворвались в мою квартиру и на глазах у жены и детей надели на меня наручники. Это было кошмаром. Мне предъявили совершенно беспочвенное обвинение в том, что я получил взятки от владельцев заведений игральных автоматов. Я вынужден был ежедневно ходить в суд и выступать в свою защиту. Конечно, я доказал свою невиновность, и суд меня оправдал. Но тогда мне не хватало времени исполнять как следует обязанности окружного прокурора. На следующий год против меня возобновили новое дело – на этот раз меня обвинили в сокрытии от налоговой инспекции взяток, полученных от владельцев заведений игральных автоматов. И после того, как суд снял с меня обвинение во взяточничестве! Меня и на этот раз оправдали, но мой престиж был серьезно подорван. К тому же во время очередных выборов в 1973 году я лишился финансовой поддержки: многие мои сторонники, боясь вызвать недовольство правительства, отказались вносить деньги в мой избирательный фонд…

Слушая рассказ Гаррисона, я еще раз представил всю неумолимо безжалостную мощь правительственных органов, в частности ЦРУ и ФБР. Они разбили семью Гаррисона (жена с ним разошлась), лишили его поста прокурора и вынудили занять малооплачиваемую должность адвоката в юридической конторе. Но ему еще повезло – он остался жив» [465].

Если припомнить судьбу ряда потенциальных свидетелей по делу Дж. Кеннеди, убитых или погибших при самых загадочных обстоятельствах, то нетрудно разделить удивление японского журналиста по поводу того, что он беседовал с Гаррисоном, все же оставшимся в живых. Не только серьезное выступление против порядков, существующих в США, влечет за собой личный риск, но даже попытка выйти из колеи при «расследованиях», долженствующих, по замыслу их устроителей, укрепить те самые порядки. Эту истину знали, например, два молодых журналиста из газеты «Вашингтон пост», К. Бернстейн и Б. Вудворд, внесшие, заметный вклад в разоблачения, связанные с уотергейтским скандалом. Ими двигала, несомненно, профессиональная любознательность и желание составить себе имя, но при всем этом смельчаки отчетливо понимали опасность выхода из границы дозволенного, последняя не один раз угрожающе проступала перед ними в процессе расследования. Как, впрочем, понимал и некто из ближайшего окружения Никсона, тайком поставлявший им информацию и дававший советы. Он так и остался неизвестным читающей публике, пройдя в их книге об Уотергейте под кличкой «Глубокая глотка». За псевдоним было взято название порнографического фильма.

Все встречи с «Глубокой глоткой» происходили в Вашингтоне в строжайшей тайне, в глухой час ночи, в некоем подземном гараже. Информатор предостерегал Вудворда, выходившего на связь с ним, что ФБР внимательно следило за публикациями этих журналистов в «Вашингтон пост», доискиваясь до источников получаемых ими сведений. Что же касается сути самого Уотергейта, то, по словам «Глубокой глотки», «даже ФБР не понимало происходившего. Он сознательно туманно говорил обо всем этом, однако осторожно ссылался на ЦРУ и национальную безопасность, чего Вудворд, в свою очередь, не понимал».