Crazy - [18]

— А в каком смысле ты инвалид? — интересуется Мария.

Отвечаю, что у меня почти парализована левая сторона. Мария вздыхает.

— Почти не могу двигать ни рукой, ни ногой. Ничего не чувствую. Только когда больно.

Лицо Марии оказывается совсем близко к моему. Наши губы почти соприкасаются.

— Я никогда не сделаю тебе больно, — шепчет она, — никогда. И никто никогда не должен этого делать. Ведь только в тех, кто совсем-совсем другой, вырастает что-то новое.

— Сколько тебе лет? — спрашиваю я.

— Шестнадцать.

— Уж больно по-зрелому ты говоришь в шестнадцать-то лет.

— Знаю. Но ведь я и сама зрелая, — она ухмыляется.

— Ну и как ты думаешь, что во мне вырастет? — спрашиваю я.

— Понятия не имею. Сам увидишь. При случае, — и она снова начинает ухмыляться.

Я смотрю на Троя. Он сидит на письменном столе. В одиноком одиночестве. Наверное, уже совсем датый. Толстый Феликс говорит, что он все время под мухой. Иногда выпивает пять — десять банок пива за вечер. Янош думает, что ему это вредно. Когда-нибудь Трой перестанет трезветь вообще. Но ему якобы все равно. Он будет лакать дальше. До самого утра. Крепкий парень. Рядом с ним на полу лежит толстый Феликс. Он уже спит. Широко раскинул конечности. Рот открыт. Слегка похрапывает. На паркет капает слюна. Тонкий Феликс говорит, что он снова нес какую-то ахинею про футбол. И тогда Янош его накачал. Теперь он спит. Мирно и спокойно.

Встаю. Мне срочно нужно в туалет. Осторожно снимаю с себя Марию. Она уже успела удобно устроиться у меня на ногах. Бегу к двери. Все слегка кружится. Это состояние мне незнакомо. С трудом достаю до ручки. Поворачиваю ее вниз. Выхожу из комнаты. Никто меня не замечает. Все уже клюют носом. Только Мария ненадолго поднимает голову. Бегу по Бабскому коридору. Кажется, что он уходит в бесконечность. Понадобилось пять минут, чтобы добраться до двери туалета. Открываю. Туалеты здесь намного красивее и современнее, чем у нас. Сначала меня ждет большая прихожая. Все выложено белым кафелем. На стене штук шесть умывальников. И над каждым зеркало. Смотрюсь в одно из них. Ну и харя. Подхожу поближе к раковине. Прыскаю на лицо немного воды. Приятно. Освежает. Вдруг сзади открывается дверь. Скрип. Появляется Мария. Немного покачивается. Стоит передо мной явно не в себе.

— Что ты делаешь? — спрашивает она.

— Прыскаю себе в лицо водой.

— Она холодная?

— Очень холодная.

— У меня такое чувство, что мы чуть не облажались, — лепечет Мария, еле шевеля языком.

Ничего из ее слов я не понимаю. Через голову она стягивает ночную рубашку. Теперь на ней только черное нижнее белье. Выглядит очень здорово. Я вижу ее нежную кожу. Пупок. Лицо. Груди. Правда, несколько расплывчато. Чего-то она от меня хочет. Дурак не поймет. Подходит ко мне. Боюсь. Дотрагивается до моей шеи. Я все еще пытаюсь отодвинуться. Дрожу. У меня еще ни разу ничего не было с девушкой. И кроме того, я пьян. Нет, это Мария пьяна. Расстегивает лифчик. Я почти без сознания. Она стоит передо мной, а сверху на ней ничего нет. Смотрю на ее груди. Они красивые. Соски розовые. Вспоминаю Яноша. Он бы наверняка сказал, что я ни в коем случае не должен наложить в штаны, нужно использовать свой шанс. А еще он бы сказал, что нужно брать то, что плохо лежит. Все-все, что лежит плохо. Я-то его знаю. Знаю его советы. А потом я должен просто отделать Марию. «Отделать» — это для Яноша почетный синоним слова «трахать». Он считает, что трахаться может всякий. А вот отделать девицу — нет. Это искусство. Я бы, наверное, отделал Марию. Или оттрахал. Да все равно. Если бы только со страху не наложил в штаны. Опыта у меня нет.

А если я сделаю что-нибудь не так? Однажды Янош объяснял мне, что это не важно. В шестнадцать лет уже нужно отделать девицу, это как пить дать. Все равно ведь позор, 96 что я до сих пор этим не занимался. В шестнадцать лет парням хочется только отделывать девиц.

А девицы в шестнадцать лет хотят, чтобы их отделывали, так говорит Янош. Наверное, и Мария придерживается того же мнения. Она как раз стягивает с себя трусики. Вижу волосы у нее на лобке. Они черного цвета. Холм Венеры похож на окно. Широкий и коротко подстриженный. Ничего подобного я до сих пор так близко не видел. Знаю только по фотографиям в «Плейбое». «И почему только молодость такая злая», — проносится у меня в голове. Отделывай во все дырки. А я боюсь. Уж больно всё быстро. Я как-то не поспеваю. Сажусь на складной стул. Он стоит прямо у окна. Черт знает, зачем он тут понадобился. Возможно, для того, чтобы служить опорой в подобных ситуациях. Понятия не имею. Вдавливаюсь в спинку. Мария делает еще один шаг в мою сторону. Ее большие груди буквально повисли на моем лице. Она немного наклоняется. Проводит по моим ногам своими нежными пальцами. При этом верхняя половина ее тела постоянно двигается. Сиськи подрагивают. Чувствую, как напрягается член. Наверное, так и должно быть. Все правильно. И все-таки сам себе я кажусь каким-то глупым. Верх пижамы опускаю на брюки. Сверху кладу руки. По лбу течет пот. Пижама на мне та же самая. Вспоминаю отца. Мария целует меня в лоб. Я дрожу. Отворачиваюсь. «Послать все это к такой-то матери», — просачивается сквозь вату мысль. Нужно быть мужчиной, сказал бы Янош. А мужчина не напустит в штаны при виде пары титек. Мужчина должен получить свое. Обработать бабу. Янош заявил бы, что мужчина должен быть клевым. К сожалению, сейчас он мне ничем помочь не может. Все приходится делать самому. Как получится. По крайней мере, я должен попытаться. Немного приспускаю свои пижамные штаны. Теперь Мария видит мой член. Из кучи лежащих на полу тряпок она вытаскивает презерватив. Зубами надрывает упаковку. Надевает презерватив на меня. Все получается очень быстро. Забавное ощущение. Очень узко. Что-то резиновое. Похоже на мокрый резиновый шарик. Только чуть-чуть липкий. Я начинаю нервничать. Презерватив желтый. Мне интересно, как она умудрилась так быстро его надеть. Янош считает, что таковы все женщины. Презерватив они натянут в любых условиях. Чтобы можно было сразу же начать трахаться. Мария садится на меня в позе наездника. Наверное, я в ней. Неприятно. Отделывать баб — это совсем не так здорово, как все говорят. Чувствую, что мне тесно. Член начинает болеть. Но я же мужчина. Хватаюсь за ее сиськи. Сдавливаю. Лижу соски. Сиськи у нее мягкие. Очень красиво лежат у меня в руке. Думаю, что забуду их не очень быстро. А Флориан вообще считает, что первые сиськи не забывают никогда. Они кажутся более красивыми, чем все остальные. Вероятно, он прав. Таз Марии начинает двигаться быстрее. Член наполняется все больше. Она стонет. Слегка потеет. И вообще всю работу выполняет она. А я только сижу. Постепенно мне начинает даже нравиться. Чувствую себя хорошо. Как будто выпил двадцать бутылок колы или что-нибудь в этом роде. Во всем теле какое-то волнение. Особенно в члене. Из-за этого волнения меня начинает поднимать вверх. Наклоняюсь вперед. Хватаю Марию за бедра. Обнимаю ее всю. Мну ей задницу. Мы тискаем друг друга. Она стонет. Я дышу глубже. Мария все скачет на мне и скачет. Сейчас все произойдет. Что-то выталкивает мой член и втягивает его обратно. Янош говорит, что в первый раз всегда так бывает. Короткий стук. Быстрый взгляд внутрь. Краткое «до свидания». Мария продолжает скакать. Ее кожа покрывается потом. Я его слизываю. Кладу голову ей между сиськами. Она не говорит ни слова. Все это время. Только стонет. Еще секунд пять. И тогда это случается. Я кончил. Адреналин пульсирует по всему телу. Чувствую себя освобожденным. Слышу щебетание птиц. Журчание воды. Шторм. Тело дрожит. Это намного более клево, чем все остальное на свете. Не знаю только почему. Мне кажется, что это и есть