Covid 19: Великая перезагрузка - [25]

Социальные волнения отрицательно сказываются как на экономическом, так и на социальном благосостоянии, но важно подчеркнуть, что мы не бессильны перед потенциальными социальными беспорядками по той простой причине, что правительства и, в меньшей степени, компании и другие организации могут подготовиться к снижению риска. путем проведения правильной политики. Самая главная причина социальных волнений - неравенство. Инструменты политики для борьбы с неприемлемым уровнем неравенства существуют, и они часто находятся в руках правительств.

1.3.3 Возвращение «большого» правительства

По словам Джона Миклетуэйта и Адриана Вулдриджа: «Пандемия COVID-19 снова сделала правительство важным. Не только снова могущественными (посмотрите на эти некогда могущественные компании, умоляющие о помощи), но и снова жизненно важными: чрезвычайно важно, есть ли в вашей стране хорошее здравоохранение, компетентные бюрократы и здоровые финансы. Хорошее правительство - это разница между жизнью и смертью ».[65]

Один из великих уроков последних пяти столетий для Европы и Америки заключается в следующем: острые кризисы способствуют укреплению могущества государства. Так было всегда, и нет никаких причин, почему с пандемией COVID-19 должно быть иначе. Историки указывают на тот факт, что рост финансовых ресурсов капиталистических стран, начиная с 18 века и далее, всегда был тесно связан с необходимостью ведения войн, особенно тех, которые имели место в отдаленных странах и требовали морских возможностей. Так было с Семилетней войной 1756-1763 годов, описанной как первая по-настоящему глобальная война, в которой участвовали все великие державы Европы того времени. С тех пор реакция на серьезные кризисы всегда еще больше укрепляла власть государства, начиная с налогообложения:^[66] Несколько примеров, иллюстрирующих эту точку зрения, убедительно свидетельствуют о том, что на этот раз, как и в прошлом, налогообложение увеличится. Как и в прошлом, социальное обоснование и политическое оправдание, лежащие в основе увеличения, будут основаны на описании «стран в состоянии войны» (только на этот раз против невидимого врага).

Максимальная ставка подоходного налога во Франции в 1914 году была равна нулю; через год после окончания Первой мировой войны - 50%. Канада ввела подоходный налог в 1917 году как «временную» меру для финансирования войны, а затем резко расширила его во время Второй мировой войны, установив фиксированный 20-процентный дополнительный налог на все подоходные налоги, уплачиваемые физическими лицами, кроме корпораций, и введение высокого предельного налога. ставки (69%). Ставки снизились после войны, но остались значительно выше, чем были раньше. Точно так же во время Второй мировой войны подоходный налог в Америке превратился из «классного налога» в «массовый налог», при этом количество плательщиков выросло с 7 миллионов в 1940 году до 42 миллионов в 1945 году. Самые прогрессивные налоговые годы в истории США. были 1944 и 1945 годы, при этом ставка 94% применялась к любому доходу, превышающему 200 000 долларов (эквивалент 2,4 миллиона долларов в 2009 году). Такие высокие ставки, часто объявляемые конфискованными теми, кто их должен был платить, не опускались ниже 80% в течение следующих 20 лет. В конце Второй мировой войны многие другие страны ввели аналогичные и часто экстремальные налоги и меры. В Великобритании во время войны максимальная ставка подоходного налога выросла до невероятно ошеломляющих 99,25%![67]

Иногда суверенная власть государства облагать налогами трансформировалась в ощутимые общественные выгоды в различных областях, таких как создание системы социального обеспечения. Однако эти массовые переходы к чему-то совершенно «новому» всегда определялись как реакция на сильный внешний шок или угрозу грядущего. Вторая мировая война, например, привела к внедрению непрерывных государственных систем благосостояния в большинстве стран Европы. То же самое и с холодной войной: правительства капиталистических стран были настолько обеспокоены внутренним коммунистическим восстанием, что они создали модель, возглавляемую государством, чтобы предотвратить его. Эта система, в которой государственные бюрократы управляли крупными секторами экономики, от транспорта до энергетики, сохранялась до 1970-х годов.

Сегодня ситуация принципиально иная; за прошедшие десятилетия (в западном мире) роль государства значительно сократилась. Это ситуация, которая должна измениться, потому что трудно представить, как можно справиться с экзогенным шоком такой силы, как тот, который вызван COVID-19, с помощью чисто рыночных решений. Уже и почти в мгновение ока коронавирусу удалось изменить представления о сложном и хрупком балансе между частной и общественной сферами в пользу последнего. Оно показало, что социальное страхование является эффективным и что перенос все большей части ответственности (например, в области здравоохранения и образования) на людей и рынки, возможно, не в лучших интересах общества. В результате неожиданного и внезапного поворота идея, которая всего несколько лет назад была бы предана анафеме, то, что правительства могут способствовать общественному благу, в то время как беглецы из экономики без надзора могут нанести ущерб общественному благосостоянию, теперь может стать нормой. На циферблате, измеряющем континуум между государством и рынками, стрелка решительно сместилась влево.