Cоветская повседневность: нормы и аномалии - [21]
И, пожалуй, последнее. В некоторых частях нового издания этой книги мне бы хотелось сохранить конкретный петроградско-ленинградский материал, не сопоставляя его со свидетельствами о таких же явлениях в других городах. Речь идет о результатах микроисторического исследования, которое представляется наиболее эффективной методикой изучения именно жилищного вопроса154.
«В коммуне о(б)становка…»
Советское прошлое, в особенности 1920-х – начала 1950-х годов, – это время эксперимента по формированию «коммунальных тел», в процессе которого невозможно отрицать важность пространственных факторов, определяющих нормы существования (проживания) человека. Определенным образом сконструированное пространство укрепляет человеческую телесность, предоставляя ему не только защиту, но и возможности самовыражения и самоидентификации. Не случайно российский философ В.А. Подорога отмечает: «Ваша комната – продолжение вашего телесного образа и от него неотделима»155. В системе структурной антропологии жилье традиционно рассматривается как важный социальный институт, оказывающий конституирующее воздействие на человеческое тело. Эта идея близка К. Леви-Строссу, считавшему дом специфической формой социальной организации, и П. Бурдье, утверждавшему, что habitus (стремление действовать определенным образом в определенной ситуации) формируется через структуру habitat (в данном случае жилища). В XIX веке о новых формах жилья (фаланстерах), в пространстве которого мог бы сформироваться человек будущего, много писали социалисты-утописты. На русской почве идеи создания «фаланстеров» – жилищ особого вида – приобрели популярность после появления романа Н.Г. Чернышевского «Что делать?». Более того, в России в 1860-х годах появились своеобразные коммуны, которые, по выражению А.И. Герцена, превратились в казармы отчаянья человечества156. Несмотря на этот явно неудачный опыт, большевики на первых порах попытались возродить идею коммунального проживания в специально созданных для этого домах. Однако утопическая теория вошла в противоречие с социальными реалиями. К 1917 году в большинстве российских городов существовали формы жилья, которые с определенной долей натяжки можно рассматривать как коммуны. Это рабочие казармы. Личное имущество здесь носило примитивный характер, стиль повседневной жизни также был лишен элементов приватности, а границы индивидуальной телесности размыты.
После свершения социальной революции самая обездоленная часть горожан, жившая в рабочих казармах, ожидала улучшения своего быта. Предложить рабочим переместиться из одной казармы в другую, имеющую название «фаланстер», означало для большевистской власти с первых же дней утратить часть социальной опоры революции. Победивший класс решено было наделить весьма существенным знаком господства – квартирой. Жителей рабочих казарм начали переселять в квартиры буржуазии и интеллигенции. Первые мероприятия жилищной политики большевиков, таким образом, не соответствовали теории социализма. И все же идея «фаланстеров» не была забыта российскими коммунистами. Действительно, сначала в Петрограде, а затем и в Москве появились новые коллективные формы жилья, в определенной степени напоминающие коммуны. Здесь уже действовала витальная, охранительная функция жилищной нормы, которая могла стать государственным гарантом наличия вполне определенных границ телесности в новом обществе.
С октября 1917 года видные питерские большевики совместно проживали в здании Смольного института, где помимо административных служб размещались библиотека-читальня, музыкальная школа, Смольный детский дом (ясли), баня, столовая. К 1920 году из имеющихся в комплексе зданий Смольного 725 квартир и комнат 594 были жилыми. Здесь обитали примерно 600 человек, которых обслуживало более 1000 рабочих и служащих: медиков, поваров, истопников, слесарей, охранников и т.д. Безопасность жителей Смольного обеспечивали красноармейцы и матросы. К марту 1918 года их заменили латышские стрелки, численность которых достигла 500 человек. Лишь к концу октября 1919 года охрана Смольного сократилась до 150 человек.
