Cоветская повседневность: нормы и аномалии - [19]
Как и в годы нэпа, важное место в официальных пищевкусовых ориентирах стали занимать сладости. Власть уделяла большое внимание налаживанию кондитерского производства, осознавая значимость наличия в свободной продаже конфет, печенья и прочих сахаросодержащих продуктов, создающих устойчивое ощущение сытости и изобилия. Советская официальная пресса с завидной регулярностью сообщала о достижениях и новых разработках советских кондитеров. «Фабрика им. Самойловой выпустила образцы 11 новых сортов шоколадных конфет и 5 сортов штучного шоколада», – писала «Ленинградская правда» в январе 1935 года135. А уже 1 марта газета сообщала: «Конфетные фабрики Ленинграда перевыполнили февральский план. 1-я конфетная фабрика выпустила 1712 тонн конфет и бисквитных изделий, против 1598 тонн по плану. В феврале фабрика вырабатывала 70 сортов конфет и бисквитов, освоив два новых сорта высококачественных конфет – “трюфеля” и “тянучка”. Третья конфетная фабрика изготовила 3650 тонн твердой карамели и ириса, против плана в 3542 тонны. 30 % всей продукции фабрики составляют изделия высших сортов – “лобстер”, “Петергоф”, “радуга”, “крем де-какао” и т.д. Ириса выпущено 50 тонн». В 1936 году только в Ленинграде работало 6 кондитерских фабрик, выпускавших продукцию 67 наименований. Самыми дешевыми были цукатные карамельки, самыми дорогими (более чем в 11 раз дороже цукатных) – конфеты «Чернослив в шоколаде»136. О «сталинских» сластях с удовольствием пишут и мемуаристы. Уже упоминавшийся П.В. Меркурьев описывал и кондитерский отдел, «где был любимый зефир бело-розовый, и пастила, и потрясающе вкусные “тянучки” сливочные – коричневые, розовые, бежевые…»137. В целом официальные властные представления о пищевкусовых ориентирах с середины 1930-х годов были отражением тенденции внешней гламуризации повседневности в СССР. В реальности же и после отмены карточек эпохи первых пятилеток и периода Великой Отечественной войны снабжение даже больших городов не отвечало потребностям здорового и достаточного питания населения138.
Стремление к навязчивой демонстрации изобилия ощущалось и в системе общественного питания, ставшего одной из витрин эпохи большого стиля139. Вопрос о полной ликвидации домашней кухни во второй половине 1930-х годов власти уже не поднимали. C отменой карточной системы исчезла необходимость в использовании учреждений общепита как инструмента распределения и началась их реорганизация. В Ленинграде, например, уже в апреле 1935 года президиум Ленсовета принял постановление «О перестройке сети общественного питания». В документе подчеркивалась необходимость быстрейшего превращения «части столовых закрытого типа в открытые»140. Предполагалось, что общедоступные заведения общепита будут не только снабжать горожан едой в обеденные перерывы, но и, как указывалось в решениях пленума Ленсовета от 15 июня 1935 года, «обслуживать рабочих и их семьи также во внерабочее время и в выходные дни»141. Внешне подобная своеобразная попытка привить западную культуру питания вне дома и включить эту практику в структуру городского досуга напоминала годы нэпа. Власть, как казалось, сконструировала определенные нормы отношения к посещению горожанами заведений общепита. Ни рестораны, ни столовые, чайные и закусочные не считались социальной аномалией городской повседневности, так как все, в отличие от 1920-х годов, являлись учреждениями государственными. Однако властные и идеологические структуры стремились все же обнаружить патологические черты в деятельности институтов общественного питания. Они оказались втянутыми в водоворот Большого террора, апогей которого пришелся на вторую половину 1930-х годов – время расцвета большого стиля в СССР. Любому нарушению санитарно-гигиенических норм в столовых и ресторанах придавалась политическая окраска. В Ленинграде в конце зимы 1937 – весной 1938 года была проведена громкая политическая кампания по ликвидации вредительства в системе общественного питания, в ходе которой были осуждены и приговорены к высшей мере наказания руководители Леннарпита и Горвнуторга. Официальная риторика в данном случае была достаточно типичной для всех процессов борьбы с вредительством, однако нельзя не отметить ее определенную специфику, связанную с проблемами организации питания и доведенную до абсурда. Так, протокол заседания Ленсовета от 19 февраля 1938 года о мерах по ликвидации последствий деятельности «врагов народа» в общепите зафиксировал следующие убийственные доводы, свидетельствующие о вредительстве: «Мы имеем сейчас попадание посторонних предметов в пищу, причем это не случайное попадание. Это вражеская вылазка, здесь действует рука врага народа… Известен случай, произошедший 9 января в столовой при Технологическом институте… когда… вражеская рука подложила в тарелку с супом студенту сваренную, обделанную (так в источнике. –
