Cоветская повседневность: нормы и аномалии - [16]
В один ряд с соевыми бобами в борьбе с нехваткой пищи, по замыслу власти, должны были встать и кролики, пик разведения которых пришелся именно на годы первых пятилеток. Летом 1934 года СНК РСФСР принял специальное постановление «О развитии кролиководства», хотя в нарративе описание использования шкурок, а главное, мяса, непривычного для России, датируется самым началом 1930-х годов. В апреле 1930 года в «Огоньке» появляется очерк, автор которого прямо заявляет: «Почти весь кролик может быть утилизирован. Но главным направлением для нас должно быть мясо-шкурковое»108. Героиня произведения Ю.П. Германа «Наши знакомые» Антонина с явным удовольствием приобретает на маленьком базарчике копченого кролика («в тот год было и такое», отметил писатель), чтобы подкормить чем-нибудь питательным себя и своих друзей109. На государственном уровне издавались брошюры о секретах приготовления кроличьего мяса110. Попутно следует заметить, что в 1920–1930-х годах появилось много кулинарных книг, которые помогали хозяйкам готовить в условиях явной нехватки продуктов, рассказывая, например, о блюдах из сои, картофеля, солонины111.
Трудно сказать, нравился ли сугубо диетический кролик горожанам в качестве замены менее полезных, но более традиционных говядины, свинины, баранины, курятины и гусятины. Источники сохранили явное недовольство исчезновением привычных продуктов из рациона. Сотрудники ОГПУ в 1928 году фиксировали в спецдонесениях появление лозунгов на тему еды. Так, на ленинградском «Красном путиловце» были обнаружены два плаката: один с портретом В.И. Ленина и подписью «Долой Ленина с кониной», а второй – Николая II с призывом «Давай Николая со свининой»112. Появились анекдоты не только о новых формах (например, заочном) питания, но и о его содержании. В.С. Шефнер вспоминал о шутливом предложении устранить из русского алфавита букву М, с которой начинаются слова «мясо», «масло», «молоко»113. С.Н. Цендровская вспоминала случай из своей школьной жизни, произошедший в 1931–1932 годах: «На уроке биологии проходили тему “домашние животные и птицы”. Учителю надо было продемонстрировать кости скелета курицы. Она обратилась к классу с вопросом: “Кто дома ест курицу и может принести все кости после обеда?” Из сорока человек только одна ученица подняла руку и обещала принести косточки в класс. Эта девочка была из очень состоятельной семьи…»114 Действительно, многие мясо-молочные продукты были редкостью в рационе в целом неголодающих горожан. Однако власть активно продолжала поиски пищевых заменителей. По предложению Ленинградского НИИ общественного питания в пищу попытались ввести дельфинье и тюленье мясо, зобную железу и семенники115. И нередко лабораториями по внедрению подобных новшеств становились учреждения общественного питания. Так, к XV годовщине Октябрьской революции трест общественного питания Ленинграда решил провести конкурс на лучшее новое блюдо. Основная задача участников сводилась к изобретению «до сих пор не существовавших в кулинарийной номенклатуре блюд из таких продуктов, как вобла, тюлька, хамса, соя»116.
К началу 1930-х годов сеть общественного питания в российских городах также претерпела серьезные изменения. В первую очередь они были связаны с ликвидацией частных ресторанов, трактиров, кафе и др. Затяжной продовольственный кризис, безусловно, способствовал развитию системы общепита. Власти по-прежнему говорили о ее огромной роли в переустройстве быта. Весной 1930 года был проведен смотр столовых, названный в прессе «решительным переходом в наступление на домашние индивидуальные формы питания»117. Но на самом деле институты общественного питания, как и в годы Гражданской войны, превратились в механизм нормированного распределения со строгой отлаженной иерархией. В большинстве учреждений существовали закрытые столовые. В Ленинграде, например, на 1 января 1931 года функционировало 348 таких заведений, что составляло почти 70 % от числа всех столовых города118. Уровень питания в них напрямую зависел от норм пайкового снабжения конкретной социальной группы населения. Интересен феномен «ударных обедов», которые были введены в практику фабрично-заводской повседневности для стимулирования производительности труда. Для ударников производства на предприятиях либо открывали отдельные столовые, либо ставили специальные столы в общих помещениях. Сесть за стол ударника можно было только при наличии специальной «ударной книжки». Современники фиксировали: «10 ноября 1933. У нас на заводе открыли новую столовую для ударников… Ее смысл и конечный результат – усилить разграничение людей на правых и виноватых, усилить распри и междоусобицы, и без того огромные. Урезали половину площади от общей столовой, отгородили стеклянной перегородкой, все внутри выкрасили масляной красной краской, повесили на окна занавески, поставили маленькие столики, накрытые белыми салфетками. На окнах и на столиках – живые цветы. Лампы в фигурных абажурах. Пускают туда очень и очень не многих и в первую голову руководящих работников. Обеды лучше. Одним словом, “ресторан”. Кличка эта уже бытует. Оттого, что от общей столовой урезали площадь, в ней стало грязнее, много теснее. В то время как рабочие кишат в ней как пчелы в улье, либо быстро пожирая пищу, либо стоя в очереди в ожидании, когда освободятся места за узким длинным загаженным пищей столом, рядом, за перегородкой, крашенной масляной краской, и с занавесками за отдельными столиками сидит несколько десятков человек, выделенных бог весть по какому признаку. И в то время как в общей столовой едят суп с макаронами или голые кислые щи, а на второе макароны с сахаром (реже с маргарином), в “ресторане” – мясной обед, а если макароны, то с коровьим маслом»
