Цок - [2]

Машины комиксы никто не издавал, и поначалу такое положение дел её безумно нервировало. Ещё бы! Все художники, с которыми она перезнакомилась во время периода хождения по издательствам, в один голос твердили о необычайном таланте рисовальщицы и оригинальном самобытном стиле работ. Однако прагматичные редактора — люди, которых переубедить порой сложнее, чем приготовить изысканный деликатес из перловой крупы — альбомы просматривали бегло, иногда неискренне улыбались и максимум, что могли предложить — это набросать пару политических карикатур (если разговор касался газеты) или проиллюстрировать какую-нибудь затрапезную брошюрку о болях в суставах или дивном процессе разложения печени. Впрочем, у подобных предложений была и положительная сторона — денег на прокорм и оплату жилья с таких халтур вполне хватало, поэтому острой необходимости устраиваться на постоянную работу не возникало.

Хорошо ещё, что родители обитали отдельно, а то мать — женщина вполне традиционных взглядов — сжила бы Машу со свету своими нравоучениями. Даже в те редкие дни, когда дочь, скорее из вежливости, чем от большого желания увидеться, навещала стариков, живших во внушительном доме сталинской эпохи близ Кировского завода, гневные тирады матери, что не желала примириться с выбором дочери отнюдь не восьмичасового рабочего дня в офисе или где-то там ещё, неуклонно разрушали и так уже достаточно хрупкие отношения. Отец, конечно, робко заступался за единственное чадо, пусть даже и непутёвое, но благородными сими порывами лишь переводил огонь на себя, после чего неделю мучился адской мигренью.

Маша прекрасно понимала, что мать выводило из себя не столько дочкино упорное нежелание устроиться на постоянную работу, сколько известная неопределённость и отсутствие популярной ныне стабильности в самом образе жизни непутёвого ребёнка. Кроме прочего, отсутствие собственных зятя и внуков (тогда как у подруг с сим «счастливым комплектом» всё было в полном порядке) буквально взрывало пожилую даму изнутри. Да ещё и Терпилов, будь он неладен, постоянно подливал масла в огонь.

Как это часто случается, пока Маша была замужем, Вадим ненавидел экспрессивную тёщу лютой ненавистью, а спокойного и вполне миролюбивого тестя откровенно презирал. Но стоило молодой семье распасться, как бывшие враги стали лучшими друзьями и верными союзниками в деле возвращения блудной дочери на путь, по их разумению, истинный.

Машу Терпилов раздражал подобно прыщику глубоко в носу — и чешется, и выдавить проблематично. Дело в том, что на поверку бывший муж оказался типом двуличным и морально нечистоплотным, способным на любую низость. Короче, связываться с ним — себе дороже. Маша понимала, что, пуская Вадима в личное пространство, наступает на горло собственной песне, но грубо выставить подлеца не решалась. Она с детства не выносила насилия, однако была чужда и лицемерия — никому не старалась понравиться любой ценой, ни на кого никогда не клеветала, не сплетничала, не завидовала и не радовалась чужим неприятностям. Наверное, поэтому её никогда и нигде особо не любили (или просто не замечали). Но и не ненавидели. Что, впрочем, тоже неплохо.

В старших классах многие девчонки обзавелись прыщавыми кавалерами и таскались по дискотекам, а юная Маша сидела дома и читала далеко не любовную прозу — готовилась поступать в университет. Когда же стала студенткой, то дни напролёт просиживала в библиотеке, штудируя толстые и бесконечные скучные монографии, при этом звёзд с неба не хватала и слыла среди преподавателей трудолюбивой посредственностью. У большинства однокурсниц всё получалось с полпинка — времени хватало и на развлечения, и на учёбу, но наша героиня теряла зрение над нечитабельными фолиантами и чувствовала, что настоящая жизнь обходит её по дальней кривой. Временами было, конечно, жутко обидно, когда накануне просидев в библиотеке до самого закрытия, на экзамене Маша получала не очень твёрдое «хор», а какая-нибудь Аня Михайлова, явившаяся на испытание прямиком из ночного клуба и пролиставшая на подоконнике Машины же конспекты, выходила из аудитории с отметкой «отл» в облитой коктейлем зачётке. Но чёрной зависти не возникало и тогда. Поэтому девки хоть и посмеивались в кулачок над своей зубрилкой-однокурсницей, относились к ней по-человечески и старались от нечего делать не обижать.

Так вышло, что до окончания университета у Марии не случилось ни одного любовного приключения. И Терпилов, бывший старшим совладельцем фирмы, в которую через пару недель после выпускного вечера пришла по объявлению наша Маша, сразу положил свой масляный глаз на нецелованую дурочку. Он был старше вчерашней студентки лет на пятнадцать и, начиная бизнес в теперь уже давние времена «джинсовых» кооперативов, научился неплохо разбираться в людях. Вадим ещё на собеседовании понял, что из Маши с её трудолюбием, усердием и удивительным природным обаянием (да, да, он и его разглядел!) выйдет не только прекрасный референт, но и жена получится, о которой другие могли бы только мечтать.

До встречи с Терпиловым Маша всегда себя считала некрасивой. Слишком маленькая, слишком худенькая, вся какая-то не яркая, да ещё и в дешёвых очках, купленных взамен разбившимся в подземном переходе. Честно говоря, она если и думала о замужестве, то как о категории отвлечённой и сомнительно перспективной.