Coda in crescendo - [38]

— На семинар — как бинты снимут. В таком виде не хочу. Ладно, Рика, пока. Забегай, если что.

Когда за Фуоко с Кирисом закрылась дверь, Рикона наконец-то осмотрелась в комнате. Шкаф, кровать, стол с торчащей черной доской на тонкой ножке, пара стульев, приоткрытая дверь в какую-то комнатку рядом — не разобрать, что там, из-за темноты. Почти то же самое, что и в Академии.

— Ну что, давай пообщаемся на предмет дальнейших планов, — Таня оседлала один из стульев и перешла на камиссу. — Садись. Как ты себя чувствуешь? Я много хочу рассказать, но что там с информационной перегрузкой? Я не знаю, о чем речь.

— Я тоже, — вздохнула Рикона. — Но если что, я под постоянным медицинским надзором. Если опять начну отключаться, координатор вмешается. Кстати, я теперь понимаю только кваре и камиссу, другие языки отключили.

— Не страшно. На катару в основном общается технический персонал, студентов с Могерата у нас пока немного. Цимлем пользуются лишь десяток или два студентов, на Фисте большой набор тоже планируется только к следующему учебному году. Ну, а без эсперанто как-нибудь перебьешься на первых порах — его и остальные студенты еще почти не знают. Сейчас тебе важнее освоить основные навыки жизни в современном Хёнконе. Итак, я начинаю, а ты, если устанешь, останови. Смотри сюда. Твой основной инструмент для учебы — так называемый терминал главной информационной системы.

Таня дотянулась до торчащей из стола доски. Ее поверхность тут же засветилась голубоватым светом.

— Каждый студент в Университете имеет свое персональное пространство. Следи за руками, показываю, как в него попасть…

06.28.1232. Хёнкон

Два человека стоят друг против друга на небольшой круглой арене. Яркий безжалостный свет заливает узкое пространство тесного подвала. Фигуры неподвижны: одна высокая и мускулистая, другая маленькая и хрупкая, почти ребенок. Противники внимательно изучают друг друга, выжидая, кто двинется первым. В подвале — мертвая тишина, и атмосфера кажется наэлектризованной, как перед штормом.

Внезапно маленькая фигура вскидывает руки и резко вскрикивает. Большая инстинктивно отступает назад, вскидывая руки в защитной стойке, но малыш уже ныряет вперед и в перекате цепляет своими ногами ноги противника. Большой снова взмахивает руками, уже в тщетной попытке сохранить равновесие, и с глухим шлепком падает на спину. Погасив инерцию падения резким отхлопом рукой, он пытается откатиться в сторону, но малыш акробатическим движением вскидывается над ним, и его кулак с силой врезается в пол рядом с головой противника. Во все стороны летит бетонная крошка.

Громко звучит зуммер, мигает красный сигнал. Обе фигуры поднимаются и снова замирают друг напротив друга.

— Достаточно!

В соседнем зале лейтенант Каллавиро сделал движение пальцами левой руки, и гравитационные суспензоры плавно опустили его на пьедестал. Окружающая сфера погасла, став тускло-белой. Лейтенант стер со лба струйку пота, отцепил от шейного разъема интерфейсный кабель, отстегнул и отбросил за спину вибраторы с головы и лица и через открывшуюся в коконе дверцу выбрался наружу.

Карина Мураций — точнее, очередной дрон, временно задействованный ей под маску — уже ждала его. Сейчас ее тело, облаченное в спортивные трусы и майку, выглядело полностью человеческим, а не гладко отшлифованным манекеном, как в виртуальном пространстве Арены. Биката и Бойра, стоящие рядом, вырядились в одинаковые белые халаты поверх деловых костюмов, а Палек, сидящий на полу с скрещенными ногами, напялил свою любимую личину тощего белобрысого пацана.

Ректор поклонилась Каллавиро, обхватив перед грудью правый кулак левой ладонью.

— Спасибо за эксперимент, Джорджио, — сказала она. — Вы отличный боец, я давно не встречала таких. Вы заставили меня попотеть.

— Шесть — тринадцать в вашу пользу, дэйя Мураций, — проворчал лейтенант. — Что-то я не заметил с вашей стороны особого напряжения. Как ребенка, честное слово…

— В пересчете на паллийские годы мне почти сорок восемь, и из них тридцать семь лет я иду по Пути безмятежного духа. Вам двадцать восемь, и из них вы занимаетесь риньей… сколько? Десять лет? Двенадцать?

— Четырнадцать.

— То есть почти в три раза меньше меня. Плюс у меня преимущество — вы управляете куклой, а я работаю с привычным телом. Так что вы показали отличный результат.

— Спасибо за любезность, — Джорджио пожал плечами, — но меня как-то не радуют подобные оправдания. Могу я надеяться на матч-реванш, когда вы завершите отладку системы?

— Разумеется. Более того, не надеяться, а с уверенностью ожидать: нам очень интересно, как вы со временем сумеете адаптироваться к сенсорному комбинезону и терминалу Арены. Скажем, через шесть-семь декад?..

— Договорились. Можно вопрос, дэйя?

— Конечно.

— Вы не то семь, не то восемь раз могли ударить меня, в смысле, мою куклу в голову — и каждый раз намеренно промахивались. Почему? Вы же говорили, что болевые ощущения голове не передаются, только вибрация.

Карина задумчиво посмотрела на него.

— Боль действительно не возбуждается, но дело не в том. Просто я не люблю смертельные удары, — бесстрастно сказала она. — Даже в учебных поединках и даже когда они заведомо безопасны для партнера. Убить человека очень просто, а вот воскресить его не могут даже паладары — по крайней мере, в нынешних условиях. Считайте, что речь идет о моем личном комплексе, который я не хочу преодолевать.