Цивилизации - [136]

.

Море может сформировать островную цивилизацию, изолировав ее или связав с другими землями. В любом случае соседство моря — до того мощная особенность среды, что перед нею все остальные меркнут. Каковы бы ни были почвы и климат, рельеф или животный и растительный мир, если поблизости море, именно оно становится главным фактором. Близость к берегу формирует взгляд на мир и образ мысли. Море страшно, потому что неуступчиво и непреклонно; оно меняет все, к чему прикасается, само оставаясь неизменным. Оно превращает кости в кораллы и глаза в жемчужины. Оно меняет очертания берегов, подмывает их, заливает сушу, поглощает города, создает континенты. На нас, обитателей суши, оно насылает мощные циклоны, которые — несмотря на все тысячелетия нашей цивилизации — по-прежнему символизируют нашу слабость перед природой. У моря нет границ, разве что в молитвах самых набожных людей. Оно часть хаоса, уцелевшего после творения. Море заставляет нас чувствовать себя малыми.

«Малость» — концепция относительная, и, я полагаю, читатель захочет знать, сколь малой должна быть «цивилизация малых островов», чтобы подпадать под эту категорию; однако важен не столько размер, который определяется произвольно, сколько отношение к морю. Если природа цивилизации зависит от ее изолированности, остров — для настоящих целей — мал. Если внутренняя территория так велика, что побережья становятся маргинальными по отношению ко всей цивилизации территориями, остров — для настоящих целей — не мал: но критическая масса в таких расчетах меняется от места к месту в зависимости от обстоятельств.

Малый остров может стать колыбелью цивилизации в двух случаях: обогащая цивилизацию с помощью торговли или заставляя ее рассчитывать только на свои возможности (из-за изолированности). Под «цивилизацией малых островов» в настоящем контексте, следовательно, я подразумеваю цивилизации, сформированные морем одним из этих двух способов. Если внутренние ресурсы острова сыграли решающую роль без его изоляции, я отношу такой остров к другим категориям. На практике многие острова не попадают в этот разряд из-за величины. Остров может быть столь протяженным в одном направлении, что включает больше одной климатической зоны; в таком случае море не будет решающим фактором окружения. Остров может быть таким большим, что на нем внутренних ресурсов и причин для создания цивилизации достаточно без изоляции от внешних влияний; либо остров может стать родиной больше чем одной цивилизации.

Подобно всем классификациям, многие и в этом контексте опираются на небольшие и несущественные различия. Например, Великобритания слишком велика и условия на ней слишком разнообразны, чтобы быть родиной «цивилизации малого острова», но в новейшие времена жители Англии — хотя, мне кажется, это не относится к другим районам острова — культивировали именно то, что можно назвать ментальностью малого острова: все скучные английские учебники истории подчеркивают — часто в самых первых строках, — что история Англии есть функция ее изолированности. В Великобритании до сих пор пишут и читают такие книги по истории, как «Наша островная история» или «Островитяне за морем»[742]. Убежденность в том, что их остров «поднялся из глубины лазурного моря» и подобен жемчужине «в оправе серебряного моря», звучит в их национальных песнях и повторяется в строчках стихотворений, которые они слышат повседневно. В XIX и XX веках англичане делали упор на достижении безопасности с помощью флота. Они создали культ «английской эксцентричности» — это тоже способ идеализации собственной изоляции. Они создали образ «уникальной нации, которая гордится тем, что слегка спятила»[743]. Они сохраняют свои особые отношения с Европейским Союзом. Наслаждаясь своей подчеркнутой изоляцией, англичане одновременно создали миф о себе как о народе моряков, для которого моря — это «английский путь к богатству», а торговые пути — жизненные артерии[744]. Большая часть всего этого — вздор. Привязанность англичан к морю — вовсе не принадлежность «островного народа»: ее разделяет большинство обитателей западноевропейского побережья Атлантического океана (см. ниже, с. 450–467, 599–615). Ирония заключается в том, что для той же части света характерна та же исключительность: каждое утверждение собственной исключительности тут же можно опровергнуть.

Ни научный закон, ни социологическая модель не могут точно предсказать, где море превратит малый остров в цивилизацию. Ибо многие малые острова никак не затронуты влиянием моря. Как ни странно, жители некоторых малых островов никогда не развивали морскую культуру; напротив, иногда они от нее отказывались. Жители Тасмании забыли технологию, которая позволила им переселиться на остров, и даже перестали есть рыбу[745]. На Канарских островах до того, как их открыли европейцы, — во многих случаях люди там видят другие острова, — как говорится в первых сообщениях, были совершенно невежественны в искусстве мореплавания[746]. Последний случай кажется особенно странным, потому что Канары — маленькие острова с ограниченными по сравнению с Тасманией ресурсами. Такая добровольная самоизоляция обычно ведет к культурному обеднению, поскольку контакты с другими народами не стимулируют развитие и обновление. Хотя жители Канарских островов владели некоторыми впечатляющими умениями — например, мумифицировали мертвых, строили стены из камня без штукатурки — будущие завоеватели и работорговцы сочли их дикарями; тасманийцы же были настолько лишены даже элементарных искусственно изготовленных предметов и орудий, что на первых изображениях они выглядят обезьянами