Цитатник бегемота - [11]

Они стояли недалеко от крепостной стены. Смеркалось, как это всегда бывает на юге, быстро, и очертания глинобитных домишек, жавшихся подле стены, а то и вовсе — прямо в ней, постепенно теряли определенность и четкость, обрастая выпуклыми серыми тенями.

— Надо искать постоялый двор, — решительно сказал Кляйн. — Мы ведь можем это сделать?

— Конечно, — легко сказал профессор. — Денег у нас, во всяком случае, хватит.

— Ну так пойдемте быстрее, — нетерпеливо сказал Кляйн. — Скоро совсем стемнеет…

— Пошли, — согласился фон Кугельсдорф, не трогаясь с места.

— В чем дело? — посмотрел на него Кляйн. — Ведите нас…

— Почему я? — с легкой усмешкой спросил профессор. — Пусть лучше он…

И Кугельсдорф кивнул на Ивана. Иван ждал чего-то подобного.

— С чего это вдруг? — спросил он невозмутимо. — Ведь вы, профессор, лучше меня знаете и эту эпоху, и этот язык… Он осекся.

— Ну-ну, — подбодрил его профессор. — Продолжайте.

Иван молчал.

— А ведь действительно, — медленно удивился Кляйн. — Ведь вы, Курт, свободно говорили на местном языке. Мы-то его учили… и, кстати, как оказалось, довольно плохо… а вы разговариваете совершенно свободно!.. Как это понять?

Иван пожал плечами.

— А никак, — сказал он. — Откуда я знаю?.. Это все ваши… эксперименты…

Вообще-то это была чистая правда.

— Все нормально, — весело сказал профессор. — Это абсолютно нормально, дорогой оберштурмбаннфюрер… Ведите нас, Курт.

Посторонние голоса зазвучали в голове Ивана с новой силой. Он скрипнул зубами и направился к первому попавшемуся домишке.

Его закачало. Он почувствовал, как холодный ветерок дует ему прямо в лицо, но краем сознания понимал, что это не более чем иллюзия. Почему-то он вспомнил, как читал где-то, что подобные симптомы чувствуют больные эпилепсией незадолго до начала сильного приступа болезни.

Я вам покажу, злобно подумал Иван, и решительно забарабанил кулаком в дверь дома.

Почти тотчас же дверь распахнулась. Он невольно отступил на шаг.

На пороге стояла та самая женщина, которую он встретил днем.

Она удивленно подняла брови. Потом улыбнулась.

Женщина была красива. Волна темных густых волос, тонкое смуглое лицо… высокий чистый лоб, огромные черные глаза — в пол-лица, а то и больше… прямой точеный нос, нежный румянец на скулах, яркий чувственный рот… быть может, даже слишком чувственный. Прямые тонкие плечи, крупная, вызывающе высокая грудь, узкая талия и широкие азиатские бедра.

— Я тебя видела сегодня, чужеземец, — низким голосом сказала она, обволакивающе улыбаясь. — Чего же ты хочешь?..

— Я и мои товарищи ищем ночлег, — промямлил Иван, чувствуя затылком взгляды немцев. — Мы заплатим — и много…

Она перестала улыбаться. Посмотрела на Ивана оценивающе.

— А сколько же вас?

— Со мной — двенадцать…

Она нахмурила брови, что-то соображая. Снова улыбнулась — на этот раз лукаво.

— Ну что же, входите, — сказала она, отходя в сторону. — Зачастили в дом Рахавы чужеземцы…

Иван услышал за спиной странный смешок. Он оглянулся.

Позади него стоял профессор с непонятной гримасой на лице — не то злобной, не то торжествующей, не то печальной… Увидев, что Иван на него смотрит, он отвел глаза и подтолкнул его в спину — входи, мол, не задерживайся.

Иван вошел в дом.

Они сидели за широким грубо сколоченным столом и ужинали. Трапеза была нехитрой — жареное мясо, лепешки и вино. Кроме них, народу в зале не было. Женщина, впустившая их и оказавшаяся хозяйкой этого постоялого двора, куда-то ушла.

Иван молча ел, мрачно поглядывая по сторонам. Кляйн с брезгливой гримасой жевал лепешку, профессор потягивал вино из глиняной кружки и мечтательно, как показалось Ивану, глядел куда-то в даль.

Остальные насыщались вдумчиво и аккуратно, тщательно пережевывая пищу, как и положено хорошим солдатам.

— Итак, профессор, — сказал Кляйн, с трудом проглотив последний кусок своей лепешки, — напомните, сколько нам еще здесь находиться?

Фон Кугельсдорф посмотрел на него.

— Еще шесть дней, — сказал он. — На седьмой Иерихон будет взят штурмом.

Он допил вино, поставил кружку на стол и добавил:

— И все жители города будут убиты. Все до одного.

— Прекрасно, — кисло сказал Кляйн. — Что будут убиты — это, конечно, правильно, не спорю: я и сам бы так сделал. Но мы, мы-то что делать будем?

— А нам по милости барона фон Штайнхорста ничего не грозит, — весело сказал профессор и налил себе еще вина. Иван перестал жевать и с удивлением посмотрел на него.

— Как это? — не понял Кляйн. — При чем тут Курт?

— А при том, что именно он выбрал столь удачное место для проживания.

— И чем же оно удачное? — насмешливо спросил Кляйн. Профессор отхлебнул из кружки и осуждающе покачал головой.

— Плохо, — сказал он. — Никуда не годится.

Кляйн обратил свой брезгливый взор на кувшин с вином.

— Это я не о вине, — сказал профессор. — Это я о вас, дорогой оберштурмбаннфюрер.

— То есть? — надменно спросил Кляйн и выпрямил и без того до деревянности прямую спину. — В чем дело?

Профессор весело хмыкнул.

— А в том, уважаемый repp Кляйн, — сказал он, явно развлекаясь, — что вы плохо подготовились к нашей экспедиции.

— Не понял, — одеревеневшим подобно спине голосом произнес Кляйн. — Объяснитесь, repp профессор.