Цитадель автарха - [35]

Отойдя в сторону от алтаря, я ощутил глубокую грусть, но не успел пройти и половину пути до двери из часовни, как меня охватило необузданное веселье. Я освободился от тяжкого бремени ответственности за жизнь и смерть. Отныне я стал просто человеком и был вне себя от радости. Я чувствовал себя, как в детстве, после долгих занятий с мастером Мальрубиусом, когда я наконец-то был свободен и убегал поиграть на Старом Подворье или карабкался сквозь брешь в стене, чтобы через минуту уже мчаться среди деревьев и мавзолеев нашего некрополя. Я был опозорен и изгнан, лишился дома, остался без друзей и без денег, а теперь еще и отдал самый ценный предмет на свете, в конечном счете единственный ценный предмет. Но тем не менее я знал, что все будет хорошо. Я спустился до самой основы существования и ощущал это дно руками. Теперь я знал, что такая основа действительно существует и отныне я буду только подниматься вверх от этой нижней точки. Я завернулся в плащ, как делал это на сцене, ибо ощущал себя не палачом, а актером, хотя некогда действительно был палачом. Я подскакивал в воздух, как скачут горные козлы, и дурачился, ибо чувствовал себя ребенком и знал, что тот, кто не испытывает этого чувства, – не человек.

Когда я вышел из часовни, воздух оказался свежим и прохладным, словно специально созданным для меня, чем-то новым, но только не древней атмосферой Урса. Я с наслаждением купался в этом воздухе, распустив полы плаща и воздев руки вверх, к звездам, наполняя свои легкие, словно новорожденный, чуть не захлебнувшийся околоплодными водами.

Все эти мои переживания заняли куда меньше времени, чем требовалось на описание. Я уже был готов направиться обратно в лазарет, как вдруг заметил неподвижную фигуру. Некто наблюдал за мной, схоронясь в тени одной из палаток. С тех пор как мы с мальчиком едва спаслись от слепо рыскающего чудовища, разрушившего деревню магов, я боялся, что кто-нибудь из слуг Гефора вновь идет по моему следу. Поэтому я хотел было удрать, но фигура выступила в лунный свет, и я увидел перед собой Пелерину.

– Подожди, – проговорила она. – Извини, если я напугала тебя.

Ее овальное гладкое лицо казалось почти бесполым. Она была молода, но постарше, чем Ава, и на добрых две головы выше ее – настоящая экзультантка, такая же высокая, какой некогда была Текла.

– Когда долго смотришь в лицо опасности… – начал было я.

– Понятно. Я ничего не знаю о войне, но много – о мужчинах и женщинах, которые с ней знакомы не понаслышке.

– Чем я могу быть полезен, шатлена?

– Прежде всего я должна выяснить, выздоровел ли ты. Что скажешь?

– Вполне выздоровел, – ответил я. – И ухожу отсюда завтра.

– Значит, ты зашел в часовню, чтобы поблагодарить за свое исцеление? Я замялся.

– Мне много чего надо было сказать, шатлена. В том числе выразить благодарность за выздоровление.

– Можно проводить тебя? – Да, конечно, шатлена.

Мне доводилось слышать, что высокая женщина кажется выше любого мужчины – вероятно, это правда. Ростом моя спутница намного уступала Балдандерсу, но, шагая рядом с ней, я чувствовал себя почти карликом. Мне вспомнилось и то, как Текла наклонялась, чтобы обнять меня, и как я целовал ее груди.

Пройдя несколько шагов, Пелерина продолжила разговор:

– Ты хорошо ходишь, ноги длинные, и, по-моему, ты одолел немало лиг. Не приходилось тебе служить в кавалерии?

– Я ездил верхом, но не в кавалерии. Горы я пересек пешком, если это тебя интересует, шатлена.

– Что ж, это хорошо, потому что у меня нет для тебя лошади. Но, кажется, я забыла представиться. Меня зовут Маннеа, я – настоятельница послушниц нашего Ордена. Наша Домницелла в отъезде, поэтому в настоящее время я несу ответственность за всех здешних людей.

– А меня зовут Северьян из Нессуса, я странник. Хотел бы я предложить тебе тысячу хризосов на благородное дело, но могу лишь устно поблагодарить тебя за доброту, с которой ко мне здесь отнеслись.

– Когда я упомянула о лошади, Северьян из Нессуса, я не собиралась ни продать ее тебе, ни подарить, чтобы таким образом заслужить твою благодарность. Если мы еще не заслужили твою благодарность, то и в будущем на нее нечего рассчитывать.

– Я действительно искренне благодарен, – заверил я Пелерину. – И, как уже сказал, не задержусь здесь, в лазарете, в расчете на вашу доброту.

– Я так и не думала. – Маннеа взглянула на меня сверху вниз. – Сегодня утром одна из послушниц рассказала мне, что какой-то пациент ходил вместе с ней в часовню два вечера назад, и описала его внешность. Вот почему, когда ты нынче остался в часовне один, я сразу поняла, о ком говорила послушница. Понимаешь ли, у меня есть задание, но некому его выполнить. В более спокойное время я послала бы группу наших рабов, но они обучены уходу за больными, а нам и так даже не хватает рабочих рук. Но сказано же: «Он посылает нищему посох, а охотнику копье».

– Не хочу обидеть тебя, шатлена, но полагаю, ты ошибаешься, доверяя мне лишь потому, что я ходил в вашу часовню. Ведь я мог бы воровать драгоценности с алтаря.

– Ты хочешь сказать, что воры и лжецы нередко приходят помолиться? Да, с благословения Миротворца, это так. Поверь мне, Северьян, странник из Нессуса, никто больше не делает этого – ни из членов Ордена, ни из посторонних людей. Но ты ничуть меня не обидел. Мы и наполовину не так могущественны, как полагают невежественные люди. Тем не менее те, кто считает нас бессильными, еще более невежественны. Не выполнишь ли ты мое поручение? Я дам охранную грамоту, чтобы тебя не схватили как дезертира.