Cистема полковника Смолова и майора Перова - [50]

Первый день плаванья был очень счастливым для Костика — лодка тихо скользила по разноцветной воде, сияло огромное небо, в яйцеварке бурлил кипяток. У Костика была удочка с блесной на окуня, эту блесну Гриша сделал из своей алюминиевой ложки, которую всегда носил за голенищем. Костик намотал на палец льняной шнурок и ждал, когда дёрнет. Ложка мелькала за бортом, будто маленькая рыбка, лучи солнца, как шпаги, пробивали зелёную толщу воды. А Грише было неспокойно, он боялся, что его расстреляют за побег.

Река несла артистов туда, откуда их привезла жеможаха. Проплыли мимо затопленного ЗИСа, на его макушке сидела чайка. Старик был единственным свидетелем того, как товарищ Иадова бросила на верную смерть активистов КВЧ. Его колёса были схвачены водорослями, в кузове металась стайка ряпушки, в кабине за рулём спала белобрюхая пелядь. Заночевали у костра. Печорские берега тонули в густом тумане, ночной мир наполнился таинственными звуками — что-то звенело, стрекотало, плескалось и грустно вздыхало. Укладываясь, Гриша сказал Костику: «Иди ко мне под крылышко». Ребёнок ткнулся головой Грише под мышку, спрятался от всех врагов под дырявым тулупом. Успокоительно пахло потом и шкурой. Гриша чмокнул Костика в лоб, пощекотав своей мягкой, как у Остапыча, бородой. Он понимал, что завтра их, скорее всего, разлучат: его оставят под следствием, мальчика, если очень повезёт, отправят в Красный Яг.

— Костик, что бы ни случилось, ты должен быть сильным. Если останешься без меня, рассказывай всё, как было. Расскажи, как мы хотели вернуть жеможаху, но она сошла с ума. Расскажи, как нас спас Логин Самсонович. Только не говори никому, что он её в подполе держал. Тверди, что побега не было, что мы постарались на зону вернуться, как только смогли.

— Хорошо, Гриша. Но ведь мы не виноваты! Гриша, я с тобой буду, я без тебя никуда не пойду!

— Костик, тебя поведут, не кричи, не сопротивляйся.

— Гриша, пойдём к дедушке Логину! Зачем мы от него ушли?

— Не плачь, Костик! Нам нельзя было там оставаться. Если нас у него найдут, ему будет плохо, нельзя беглых зэков укрывать. Может быть, всё и обойдётся. Разрешили бы нам вернуться, отвезли бы к Пете...

— Гриша, я помолюсь, чтобы всё было хорошо, меня дедушка научил.

— Ну хочешь — молись. Спи, не бойся.

Костик что-то зашептал в дыру в тулупе. Дыра пахла избой, подгорелой кашей и козлёночком. Это был божественный запах, Костик подумал, что так пахнет Бог.

* * *

Лодка вошла в зону лесосплава, сильное течение втолкнуло её в гущу брёвен, дальше артисты плыли, суша вёсла. Теперь от них ничего не зависело. Впереди были сторожевая вышка и пристань, но они не могли причалить — брёвна плотно обхватили лодку и глухо, грозно стучали в борт. Послышался лай собак, по лодке пальнули. Артисты легли на дно. По небу шло стадо курчавых Остапов, мимо плыли сторожевые вышки, кто-то кричал, лодку видели, но ничего с ней сделать не могли, вода и брёвна несли её в Ледовитый океан. Вечером артистов баграми подтянули к берегу.

— Заключённый Д-147, заключённый Д-147! Мы не беглые!

Раздался смех — багром работал тоже заключённый Д-147.

В комендатуре Гришу с Костиком развели по кабинетам. Костик просидел весь вечер, продремал всю ночь на стуле, а утром за ним пришли, отняли мешок с яйцеваркой и повели на улицу. В коридоре Костик услышал, как кто-то стучит и грубо разговаривает за плотно закрытой дверью. Ему показалось, что грубо разговаривают с Гришей. Его сердце ушло в пятки, подпрыгнуло и забилось в голове. Гриша здесь! А его уводят! Костик кинулся к двери кабинета, охранник рванул его за шиворот и выволок наружу. Шёл мелкий дождь, Костик промочил ноги в первой же луже, охранник больно толкал его в спину. Костик помнил Гришин наказ не кричать и не сопротивляться, идти, куда ведут. Хлынул ливень. Охранник потащил мальчика на крыльцо какого-то барака, под навес. Это была столовая, оттуда вышли знакомые охранника, о чём-то его спросили, он отвлёкся. Под навесом столпились люди, дождь так барабанил по железной крыше, что все друг друга перекрикивали. Костик бежал, задыхаясь, не разбирая пути. Его пытались догнать, он знал, что злой охранник, если поймает — изобьёт до потери сознания. Сараи, бараки... Костик заскочил в нужник. Там, наклонившись вперёд, сидела огромная баба в ватнике и цветастой юбке. Не шевелясь, она тупо смотрела на мальчика, который тоже на неё смотрел и плакал. Послышался мат охранника. Баба усмехнулась и медленно подняла подол.

Охранник рванул дверь. Баба сидела, будто каменное изваяние, с неподвижным загадочным лицом, как сфинкс.

— Несёт меня, начальник! — прогудел сфинкс.

Охранник в сердцах так шарахнул дверью, что ветхое строеньице чуть не рухнуло.

Костик сидел, не шевелясь, под юбкой, похожей на петрушечную ширму. Вокруг кричали, бегали. Судя по всему, уже несколько человек искали Костика. Неоднократно вламывались в нужник, и всякий раз сфинкс бесстрастно повторял:

— Несёт меня, начальник!

Дождь кончился, голоса затихли. Костик вылез из-под юбки. Баба спала.

Пробираясь в сумерках к комендантскому дому, к Грише, Костик вдруг понял, что бывал в этом посёлке. Это же Печора! Где-то здесь должен быть клуб, в котором они выступали. Добрый Николай Иванович с ящичком для сахара! На лавочке бездельничал босой мальчик в компании крупной рыжей собаки. Мальчик теребил мохнатую морду, пёс рычал, изображая ярость, и ласково прикусывал мальчика за руку. Костик начал издалека, поговорил с мальчиком про акробатов и фокусников. Мальчик сказал, что приезжала опера. Вместе с псом проводил Костика до клуба. У входа толпились люди, кто-то узнал Костика и закричал: «Вот он, держи!» Костик кинулся к раскрытому окну, влез, сорвав занавеску, и побежал искать Николая Ивановича, расталкивая зэка Арлекина, зэка Панталоне, визжащих зэчек Коломбину и Франчискину: в Печоре давали комедию дель арте.