Цирк зимой - [4]

Мы встретили Уоллеса Портера в кабинете, где пахло дымом сигар и виски. Он был пьян и бредил, спорил с Богом о правосудии. Заметив нас, Портер устало прикрыл лицо руками, затем убрал ладони и тяжело произнес, что на кухне есть еда, а в доме много пустых комнат для ночевки. Я не могла видеть его таким — таким обессилевшим, и мы с Чарльзом развернулись и вышли из кабинета. Поели супу на кухне и покормили Милдред молоком, а потом спали и спали. Проснувшись, Чарльз сказал: «Мне опять приснилась прошлая неделя», и я призналась, что мне тоже.

Наконец взошло солнце, и поначалу я думала — не может быть такого, чтобы земля впитала всю эту прорву воды. И еще поверить не могла, что вся эта вода пролилась с неба: казалось, будто она вытекла из пор в земле, что она от давнего китайского наводнения, медленная волна, несущаяся по всей планете. Иногда мне кажется, что ничего никогда не кончается, когда кончается. Может, в нынешнем Водохранилище Виннесоу стоит вода того самого Потопа 1913, заглянула нас проведать.

Когда река вошла в берега, Уоллес Портер открыл двери, и мы с Чарльзом отправились с ним по дороге вдоль поля к зимним квартирам. Вокруг не было слышно ни звука, даже пения птиц, и на секунду мне показалось, что из всех людей на Земле выжили только те, кто добрался до особняка Портера. Идти было тяжело — приходилось убирать с дороги ветки, обходить вырванные деревья, вагоны, крыши, бочки. Местность выглядела так, будто бы торнадо втянул все, взболтал и разбросал по округе.

Наверное, поэтому звери лежали вокруг на полях в странных позах, их глаза были открыты и смотрели в плоские небеса. Слон лежал на боку, шкура расползлась, но всю кровь куда-то смыло. Бенгальский тигр висел на дереве над рекой, запутавшись задними лапами в ветках. Мы зашли в сарай с гориллами и увидели их тела в запертых клетках.

В тот день, куда бы я ни отвернулась от смерти, всегда натыкалась взглядом на другой труп, другое тело, и меня опять начинало трясти. Но не думаю, что горевала сильнее, чем Портер, когда мы зашли в хижину Дженни Диксианны и нашли ее тело, прижатое медной кроватью к стене. Мы с Чарльзом вышли наружу и слушали, как рыдает Портер, отодвигая кровать.

Я шепнула Чарльзу: «Почему она просто не уплыла?» Чарльз не знал, пока Портер не пустил нас внутрь и мы не увидели, как он собирает с пола разбросанные пустые бутылки из-под виски. Когда он набрал сколько смог, оглянулся, словно ища мусорное ведро, но увидев, во что превратилась комната, опять начал плакать. До сих пор помню его лицо, серое, как пепел, а в волосах запутались листья и веточки, словно он был каким-то домовым или эльфом.

Чарльз отнес ее тело в особняк, и я спросила Портера, что нам делать с трупами зверей. Он вздохнул так, будто испустил дух. «Сожгите. Скажите, чтобы их облили керосином и сожгли».

Может, будь у нас экскаватор, как те, которые копали водохранилище, мы бы похоронили их в огромной общей могиле и воздвигли крест. Но мы сделали все, что могли. Подожгли зверей, а потом закрыли окна и двери в доме Портера, чтобы не пустить запах, но вонь поджарившийся прогнившей плоти просочилась сквозь деревянные ставни и под дверями, и в те два дня никто не мог есть.

Когда мы опять вышли на улицу, скелеты уже обуглились на солнце, и на костях не было ни грамма мяса. Никто не знал, куда Портер выкинул скелеты, да и всем было все равно, главное, они сгинули с глаз долой. Но когда-нибудь они вернутся, всплывут из воды или их выбросит на берег при отливе. Может, Портер выкинул их в овраг, над которым теперь водохранилище, и однажды кто-нибудь на новеньком катере наткнется на слоновью грудную клетку и подивится, как же она туда попала. Я скажу как. Плоть может сгореть и сгнить и увянуть, но кости остаются навсегда.