Цирк в пространстве культуры - [5]

, с которым артисту предстоит вступить в магическое взамодействие. Сорокапятиминутное движение эквилибриста по натянутому канату равносильно некоему первичному мистическому единению с тотемным объектом. Приписывая экзистенциальную мощь башням, Пети чувствует себя совершенно защищенным на головокружительной высоте. Законы динамики равновесия, которым следует артист, как будто завершают идеальную целостность уже достроенных небоскребов. Движение кинокамеры, монтаж фотокадров[24] построены так, чтобы подчеркнуть равновесную гармонию архитектурного пространства и человека. Культура, как показывает Марш, может нормально функционировать только в форме динамического равновесия, т. е. такого подвижного состояния системы, при котором, несмотря на перемещения, изменения, инновации, общее соотношение сил или энергии остается постоянным. Человек на канате и искусство эквилибра, эксплицирующее организмическую и механическую форму динамического равновесия, вводят архитектурное сооружение как объект культуры в гармоническое единство с природой. Нарушение же равновесия обернулось несколько лет спустя человеческой трагедией: башни превратились в настоящие руины, и этот подтекст, присутствующий в фильме «за кадром», неизменно всплывает в коллективной памяти кинозрителей. Таким образом, цирк выглядит на экране как своеобразная форма самосознания современной эпохи, когда в нашей жизни необычайно возрастает спрос на моделирование равновесия между социумом и средой обитания, между различными и даже противоположными тенденциями в культуре, разными дискурсивными практиками, между архаичными практиками и новейшими достижениями науки и техники, человеком и другими живыми формами. В качестве модели динамического равновесия цирковое искусство обладает большим интегративным и миротворческим потенциалом – во многом благодаря тому, что в нем неизменно присутствует архаическая нерасчлененность сакрального и эстетического. В цирковом пространстве осуществляется диалог не только в пределах одной культуры, но и между разными, неоднородными и даже противоречивыми культурами. В искусстве цирка в немалой степени заключены механизмы саморегуляции и самосохранения общественной жизни, «секреты» достижения социальной стабильности, социальной гармонии, т. е. динамического равновесия социальных сфер и человека. Жизнь и искусство циркового артиста эксплицируют борьбу с нарушением равновесия[25].

Выступление акробатов на здании Эмпайр-стейт-билдинг. Кадр из кинохроники 1934 г.

Трагедия такого нарушения легла в основу киноленты Петра Чардынина «Молчи, грусть, молчи» – одного из ранних фильмов в истории кинематографа, представивших жизнь цирковых актеров на арене и за кулисами. Эквилибрист Лорио во время исполнения номера на пирамиде, воздвигнутой из стульев, теряет равновесие и падает с большой высоты на манеж. Причина утраты балансировки тела – в утрате гармонии душевного состояния: ревнуя свою ассистентку и возлюбленную Полу к помещику Телепневу, Лорио теряет контроль над своими эмоциями еще до начала представления. Утрата динамики равновесия проходит лейтмотивом через весь фильм, оставляя след на судьбах главных героев. Лорио становится калекой, Пола переходит от одного любовника к другому. Зарницкий совершает преступление за преступлением, сначала украв ожерелье у Полы, затем подделав банковский чек и наконец решившись проникнуть в сейф Телепнева. Телепнев же становится невольным убийцей: услышав, что в его кабинете сработала сигнализация, он устремляется в темную комнату и, не разглядев лица вора, убивает Зарницкого выстрелом из пистолета. Ассоциации, возникающие вокруг фильма, выходят далеко за пределы интереса режиссера к личной трагедии, приключившейся в жизни цирковых артистов. Речь идет, по существу, о том, что жизнь артиста – это непрерывное преодоление неподвижности, равной распаду целостности. Артисты должны являть собой координирующие друг с другом монады, о которых писал Лейбниц, рассуждая в «Монадологии» о «предустановленной гармонии». В определенном смысле динамика равновесия противостоит энтропии. Поэтому репрезентация больного, лежащего или просто усталого акробата воспринимается как явление аномальное, еще более аномальное, чем внезапная гибель. Таким образом, фильм Чардынина рассказывает не только и не столько об искалеченных судьбах циркачей, сколько о трагедии неподвижности, одним из образных воплощений которой становится в фильме и оставившая арену цирка артистка Пола.

Мотив утраты равновесия лег и в основу повести Дмитрия Григоровича «Гуттаперчевый мальчик». Гибель артиста Пети на арене цирка – это «смертельный номер» с трагическим финалом:

Теперь предстояла самая трудная штука: следовало сначала лечь на спину, уладиться на перекладине таким образом, чтобы привести ноги в равновесие с головою и потом вдруг неожиданно сползти на спине назад и повиснуть в воздухе, придерживаясь только на подколенках. Все шло, однако ж, благополучно. Шест, правда, сильно колебался, но гуттаперчевый мальчик был уже на половине дороги; он заметно перегибался все ниже и ниже и начинал скользить на спине.