Цирк чудес - [9]

Но за ужином она не может смотреть на него. Их отец так и не вернулся, и она отставляет его порцию в сторонку. Еда быстро остывает, жир белыми кружочками плавает на поверхности. Морковь такая мягкая, что тает во рту. Бульон грязноватый, и от него пахнет землей. Чарли теребит свой рукав и притопывает ногой, словно вспоминая цирковую мелодию.

– Что стряслось? – наконец спрашивает он. – Скажи мне.

Она откладывает ложку.

– Знаешь, я не в обиде.

– Не в обиде за что?

– Если ты хочешь ходить в разные места без меня, – ее голос прерывается на тонкой ноте. – Только, пожалуйста, не лги мне.

Он кладет голову на руки.

– Я собирался поработать в поле, но увидел шатер, а потом Мэри попросила меня пойти с ней… Как я мог отказаться?

– Почему ты не взял меня?

– Я… я думал, что ты только расстроишься из-за этого.

Ей приходит в голову мысль, и она склоняет голову, как будто он ударил ее.

– Ты думаешь, что я такая же, как они. Ты считаешь меня живым курьезом.

Он молчит, и она продолжает говорить, все громче и громче:

– Думаешь, Ленни был прав, да? Поэтому ты ударил его. Потому, что увидел правду в его словах.

– Что? – Он прикрывает рот ладонью. – Как ты можешь так думать? Ты же знаешь, что я считаю тебя такой же, как все остальные.

– Как все остальные, – эхом откликается она.

Чарли поднимает руки.

– Я просто хотел защитить тебя…

– Защитить меня? Сейчас у меня уже могли быть муж и собственные дети.

Невысказанная правда висит между ними. Нелл видит, как она буквально мерцает в воздухе. Но ты никому не нужна.

– Так ты боишься, что другие люди увидят меня так же, как и ты? Как… как… как… – она едва может выговорит это, – как живого уродца?

Ее слова обрушиваются как удары. Она хочет отказаться от них, запихнуть обратно в глотку. Она хочет, чтобы он сказал: Ты неправа. Ты ошибаешься, Нелли. Но она превратила эти мысли в реальность и, когда он тянется к ее руке, отшатывается от него, как от огня.

– Нелли, – начинает он.

Она не может этого вынести. Ей хочется броситься в драку; хочется перевернуть стол и швырять миски об стену. Но она не может этого сделать и никогда не могла. Лишь однажды она вышла из себя, лишь однажды дала волю своей ярости, которую все остальные проявляли без труда. Это была мелочь, просто девчонка украла гладкие камушки, которые собрала Нелл, и заявила, что они принадлежат ей. Она помнит спокойный голос священника, обращенный к ней: Почему она захотела забрать то, что принадлежит тебе? То, как он подчеркнул последнее слово, как будто у нее не могло быть ничего стоящего. Это было уже слишком, реальность слилась с воображением. Она стала собирать камни и швырять их в поле, не обращая внимания на ноющую спину и дрожа от безмолвного рева, нараставшего внутри. Но когда она обернулась, все замерли, объятые ужасом, которого она никогда не видела в этих людях. Заплакал ребенок. Другая девочка побелела от страха, как и священник; они не понимали, что сами довели ее до этого. Она осознала, что напугала их, что ее звериная ярость соответствовала тому чудовищу, которое они видели в ней. С тех пор она изо всех сил старалась быть доброй и ласковой, готовой порадовать их и опровергнуть их ожидания насчет нее.

Когда она встает – так медленно и спокойно, как только может, – Чарли не пытается остановить ее. Она открывает дверь, а он по-прежнему сидит за столом и закрывает руками лицо.

Она одна на улице. Ноги быстро несут ее по главной улице и по прибрежной тропе, слезы размывают вид на живую изгородь. Цветут лютики, и последние лучи заходящего солнца озаряют желтые соцветия. Поблескивает глубокая лужа, где тонет отражение луны. Она поднимает юбки, пинает луну и разбивает ее на тысячу осколков, вода приятно холодит ноги. Потом она ушибает большой палец и тихо шипит от боли.

По мере приближения к утесам ее дыхание становится быстрым и неглубоким. Она видит огни, покачивающиеся на водной глади: колесный пароход, направляющийся по дуге на запад. Там, на борту, находятся сотни людей, которые отправляются навстречу новой жизни, к неведомым горизонтам. Она щиплет порез на лодыжке, оставшийся от камня, и радуется острой боли. Слова бьют рикошетом – все остальные, старался защитить тебя, – и ручеек крови стекает по ноге.

За ее спиной раздаются шаги. Она приседает, старается сделаться незаметной… но это всего лишь ее брат.

– Еще один пароход, – говорит он. – В Бостон или в Нью-Йорк?

Он выглядит таким грустным, что ее гнев рассеивается.

– Думаю, в Нью-Йорк.

Это их способ мириться друг с другом: потворство мечте, которую Нелл якобы разделяет с ним. Америка. Чарли постоянно говорит о ней. О ферме, которую они заведут, о богатых урожаях, ожидающих сбора. Это безобидная фантазия, так как она знает, что этого никогда не будет, что они не смогут накопить достаточно денег для переезда. Ей довольно и этой деревни, где все знают ее.

Он кладет руку ей на плечо.

– Извини.

– Не за что, – говорит она, и он привлекает ее к себе так неожиданно, что она едва не спотыкается. Это так же утешительно, как в детстве, когда они спали, прижавшись друг к другу, словно котята. Теперь у них были собственные матрасы, но иногда она просыпалась ночью и поддавалась искушению прикоснуться к его щеке.