Циники - [4]
Мы не ждем ничего.
Мало того: мы не плачем, стоя над пропастью. Мы слишком мудры, чтобы плакать. И слишком благоразумны, чтобы сорваться с обрыва.
Ведь даже оступившись, я всегда вскрикиваю. Я так боюсь как-то поранить себя.
Верно, оттого и во влажный сентябрьский вечер, к занавешенной сырой пылью высотке Университета, линялой мокрой лавчонке я редко возвращаюсь в своей короткой памяти. Наверно, боюсь пораниться.
...Юлька принялась гоняться с диктофоном за прохожими. Оставили машину у дороги. Иван просто взял меня за руку и пошли - сквозь рыжий парк, по красноватому от влаги гравию. Камешки чуть щелкали под каблуком. Я удивилась бы, если в тот вечер он не поцеловал бы меня.
В промозглой опускающейся серости, под дурацким куском полиэтилена вместо зонта (капли сбегали по краю и падали на новую юбку) этот чувственный чужой муж с замашками гея становился мне немучительно дорог.
Не желала большего. Думала - унесу с собою эту нежную вспышку...
Унесла. Как котенка, лелеяла. Через пять дней наступил октябрь, прогнал жар, температуру, рыжий парк в мареве дождевых капель. Я снова вышла на работу.
* * *
- Кuidas kдsi kдib?
- Ikka kaub...
На этом мои познания в эстонском исчерпываются. Петер голубит честолюбивую мечту - отправить меня, по прибытии, на курсы: дабы говорила я на языке его предков. Подумать только: выучить четырнадцать падежей! Плевать, не то еще вызубривали.
- Тты неэ подходилаа к тэллэфонуу. Что-тто случиллось?
Маленький мячик прыгает: катится по гласным, на согласных подскакивает. Хочется ласки.
- Петер! Петер!
- Я слышшу тэбя. - Он повторяет свой вопрос.
Случилось... Случилось лишь то, что теперь постоянно хочется ласки.
- Соседи как обычно оборвали провод. А сами трубку не берут.
- Почеэмуу?
- Принципиально. Им по межгороду никто не звонит. Петер! Петер, ты слышишь меня?
- Я хорошоо тэбя слышшу. Когдаа тты приезжаешшь?
Не то. Он не слышит меня. Но оглянуться не на кого: тот, нежный, как юная леди, так же далек. У нежности нет лица, если она неизбирательна.
- Петер, я задержусь еще на неделю. Мама просила побыть с ней перед отъездом. Ты не против?
- Нэтт, делай какк нуужно. Тты позвонии, когдаа билетт возьмешшь.
- Петер, я позвоню. Как ты?
- Нормалноо. Тэбе привэтт отт маамы... и отт сэстрыы.
Про сестрицу мог бы и не привирать. Где это написано, что в семье все должны друг друга любить?
- Спасибо, Петер. Передай им то же... самое. Маму... поцелуй.
- Хорошоо. Буду ждатть звонкаа.
- Пока, Петер.
Шорох за дверью. Растопырили уши: неймется узнать, когда я отсюда выметусь.
Я-то буду смотреть на Финский залив, а вы - на помойку под окном. Буду без визы кататься в Германию и Бельгию. А вы - если только на оптовый рынок и на барахолку.
(...Патриот в семейных трусах лупит кулачищем в грудную клетку:
- Меня отсюда калачом не выманишь!
Одного не учел: никто, собственно, и не выманивает.)
Я для них - сволочь, променявшая радости коммунальной жизни на ужасы пестрого буржуазного мирка.
Ничего, еще посмотрим, кто из нас окажется счастливее.
* * *
... - Ты изменял жене?
Огромная дождевая капля прячется под кофточку, ныряет в ладошку лифчика.
- Так, пару раз.
- С твоими-то ухватками... Маловато.
- Не рассчитываю увидеть что-то принципиально новое. К тому же всегда спрашиваю себя: "Зачем?". Все, что мне нужно, я получаю дома.
Про оргии в семействе Балашовых мне пока ничего не известно. Даже если знала бы - все равно странно: а как же нездоровый синдром завоевателя? И вообще, что значит "зачем"? Тоже, философ выискался. Обидно как-то... за всех баб - в моем скромном лице. Да, за всех перевозбужденных зацелованных баб, сидящих на мокрых скамеечках планеты в сырых загрубевших лифчиках и выслушивающих раздумчивое "Милая, зачем?". Дыхание срывается, при каждом вдохе проснувшийся сосок касается холодного кружева (х/б, атласа... что там еще бывает) - это будоражит воображение еще больше. Хочется задохнуться или прекратить приторную пытку. Или впасть в сладкое ожидание. Надеюсь, я правильно поняла среднестатистическую женщину.
Она готова сделать ему одолжение, он предупреждает ее восторженное "да!" мудрым вопросом. Мудрым - до цинизма.
Тогда вообще незачем было приближаться. Сидел бы дома, а не героически шатался бы по паркам - с промокшими ногами. Не обломится тебе, Дашка, на закате личной жизни. ...Может, он импотент?
Сейчас смешно вспоминать все это.
Беру в ладони твое лицо. Медленно целую губы. О чем ты думал, лежа поперек безразмерного теткиного дивана... Губы пробуждаются, не отпускают.
Ускользаю:
- Я принесла кофе.
- Тебя не было лет сто. Но я подумал, что выходить на кухню мне все равно не стоит. Аборигены даже жарить не будут - сырым съедят.
- Эти поборники чужой нравственности уже в койке. Представляешь - в одной комнате с двенадцатилетней дочкой...
- ...не разгуляешься. Их завидки и берут - на наш-то счет.
- А то. ...Я открыла окно на кухне: душно было. А там такой ливень. Стояла и вспоминала что-то... Очнулась только, когда чайник свистнул.
- А я думал о тебе. Помнишь, ты спросила меня, изменял ли я жене? В первый вечер? Мы еще продрогли, как собаки, и ты простудилась.
«Там, где хочешь» — третий роман Ирины Кудесовой, прозаика, переводчика, журналиста телеканала «Россия» во Франции.Марина, молодая художница из провинциального городка, приехала в Париж — написать его крыши и улочки, выучиться на дизайнера… и, возможно, найти любовь. Парижская жизнь, как карусель, уносит ее от семейных скандалов и неустроенности, из ресторана на Елисейских Полях в бедные эмигрантские районы, от одного мужчины к другому, от полного отчаяния — к внезапной надежде…Иллюстрации в тексте: Дмитрий Евтушенко.
Майклу Джордану уже за сорок, он многое приобрел в жизни — успешный бизнес, спокойное существование, обожаемую дочь. Но прошлое не дает ему покоя. Много лет Майклу снится голос женщины, которая когда-то спасла ему жизнь.И вот наконец настал тот день, когда Майкл смог взглянуть в глаза этой женщине и сказать ей спасибо…
Парень, которого Вера считала своим женихом, собирается жениться на другой. Отчаявшаяся девушка отправляется в Заколдованный лес, где знакомится с Василисой.
Весной соседи встречались на лужайке, летом устраивали пикники на заднем дворе. Жизнь в в тихом благополучном городке и дальше текла бы чудесно и безмятежно, но когда забеременела красивая молодая вдова, живущая по соседству с тремя семейными парами, подозрение пало на всех троих соседей-мужчин. До того их семейная жизнь складывалась более или менее ровно. Обстановка в городке накалялась и накалялась, пока наконец одно трагическое происшествие не расставило все по своим местам…
О любви с первого взгляда, да еще взаимной, можно только мечтать. Однако Курт Ричардсон иного мнения. Сероглазая красавица, ради которой он готов на все, тоже отдала ему свое сердце. И тем не менее им не суждено быть вместе. Верная усвоенным с детства представлениям о нерушимости брачных уз, Нэнси Минтон не в силах порвать с опостылевшим мужем.Так что же остается Курту? Смириться с жестокой судьбой? Или же все-таки попытаться отстоять свое счастье, вопреки сложившимся обстоятельствам?
У Роджера Шермана был вид человека, рожденного повелевать. Однако его родственница, вопреки ожиданиям, завешала дом не ему, а юной Хелли Крейн, проработавшей у нее секретарем всего месяц. Конфликт молодых людей приводит к неожиданному, но счастливому финалу.
Как правило, любовь рождается, живет и умирает или возвышается до бессмертия, следуя одним и тем же законам.Но отношения Сэма и Фионы развиваются в нарушение всех этих законов. Оба свободные, независимые, успешно делающие карьеру и лишенные всяких предрассудков, они проводят вместе волшебную, изумительную ночь, еще совсем не зная друг друга. Разве могли они предполагать, что из этого, на их взгляд малозначительного, эпизода может родиться всепоглощающая страсть и большая настоящая любовь?..