Цимес - [92]

Шрифт
Интервал

Наверное, так оно и должно быть, ведь на то оно и счастье, что понять его невозможно. Не успеешь задуматься, а оно раз — и улетело, хотя бы вместе с парой чужих ботинок в прихожей. Тем не менее я уже давно не задаюсь вопросом, как так получилось, что моя Полинька с ее жаждой, ненасытностью и стремлением к бесконечности оставалась мне не только верной женой, но и просто верной.

Не знаю. Возможно, дело в том, что я все еще не перестал удивляться ей — до сих пор. Или в том, что так и не смог составить полный список всех ее точек джи — задача эта оказалась для меня непосильной, и я вовсе не стыжусь в этом признаться. Сама Полинька однажды сказала об этом гораздо короче и точнее: «Логос нашел свое лоно». Вот и все. Она же у меня филолог.


— Как? Неужели это все? — спросите вы. — Но позвольте, а в чем же цимес? В чем подвох? Ведь не бывает, чтобы счастье — и без подвоха. Или бывает?

Так и быть, пожалуй, добавлю еще кое-что, но потом не жалуйтесь — сами просили.


Что касается других женщин, мужчины предпочитают не болтать на эту тему, и я не исключение. Да и о чем может идти речь, если есть не просто любимая, а единственно любимая женщина, в точности как у меня Полинька.

Тем не менее про Лену я все-таки расскажу. Она в самом деле оказалась необычайно талантлива: признание, награды — все это у нее было. Мужья тоже. Мы встречались лишь изредка, по-другому просто не могло быть. Она умерла прямо на сцене, и на памятнике высечена одна-единственная фраза: «Таких, как ты, больше нет». Только мы с ней знаем, что она означает на самом деле.

Но… Что бы там ни было, я никогда не возвращался к Полиньке, потому что никогда от нее не уходил. Я вылюбливаю ее без конца, ведь любовь — не что иное, как семечко, из которого вырастает душа, а она (как же хочется в это верить) бессмертна. И значит, не может быть никакого «до донышка»: бесконечность не стремится к смерти, а так и остается бесконечностью, и это, поверьте мне, прекрасно…

Попробуйте цимес — поймете.



Рекомендуем почитать
Вторая березовая аллея

Аврора. – 1996. – № 11 – 12. – C. 34 – 42.


Антиваксеры, или День вакцинации

Россия, наши дни. С началом пандемии в тихом провинциальном Шахтинске создается партия антиваксеров, которая завладевает умами горожан и успешно противостоит массовой вакцинации. Но главный редактор местной газеты Бабушкин придумывает, как переломить ситуацию, и антиваксеры стремительно начинают терять свое влияние. В ответ руководство партии решает отомстить редактору, и он погибает в ходе операции отмщения. А оказавшийся случайно в центре событий незадачливый убийца Бабушкина, безработный пьяница Олег Кузнецов, тоже должен умереть.


Шесть граней жизни. Повесть о чутком доме и о природе, полной множества языков

Ремонт загородного домика, купленного автором для семейного отдыха на природе, становится сюжетной канвой для прекрасно написанного эссе о природе и наших отношениях с ней. На прилегающем участке, а также в стенах, полу и потолке старого коттеджа рассказчица встречает множество животных: пчел, муравьев, лис, белок, дроздов, барсуков и многих других – всех тех, для кого это место является домом. Эти встречи заставляют автора задуматься о роли животных в нашем мире. Нина Бёртон, поэтесса и писатель, лауреат Августовской премии 2016 года за лучшее нон-фикшен-произведение, сплетает в едином повествовании научные факты и личные наблюдения, чтобы заставить читателей увидеть жизнь в ее многочисленных проявлениях. В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.


Мой командир

В этой книге собраны рассказы о боевых буднях иранских солдат и офицеров в период Ирано-иракской войны (1980—1988). Тяжёлые бои идут на многих участках фронта, враг силён, но иранцы каждый день проявляют отвагу и героизм, защищая свою родину.


От прощания до встречи

В книгу вошли повести и рассказы о Великой Отечественной войне, о том, как сложились судьбы героев в мирное время. Автор рассказывает о битве под Москвой, обороне Таллина, о боях на Карельском перешейке.


Прощание с ангелами

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Свет в окне

Новый роман Елены Катишонок продолжает дилогию «Жили-были старик со старухой» и «Против часовой стрелки». В том же старом городе живут потомки Ивановых. Странным образом судьбы героев пересекаются в Старом Доме из романа «Когда уходит человек», и в настоящее властно и неизбежно вклинивается прошлое. Вторая мировая война глазами девушки-остарбайтера; жестокая борьба в науке, которую помнит чудак-литературовед; старая политическая игра, приводящая человека в сумасшедший дом… «Свет в окне» – роман о любви и горечи.


Против часовой стрелки

Один из главных «героев» романа — время. Оно властно меняет человеческие судьбы и названия улиц, перелистывая поколения, словно страницы книги. Время своенравно распоряжается судьбой главной героини, Ирины. Родила двоих детей, но вырастила и воспитала троих. Кристально честный человек, она едва не попадает в тюрьму… Когда после войны Ирина возвращается в родной город, он предстает таким же израненным, как ее собственная жизнь. Дети взрослеют и уже не помнят того, что знает и помнит она. Или не хотят помнить? — Но это означает, что внуки никогда не узнают о прошлом: оно ускользает, не оставляя следа в реальности, однако продолжает жить в памяти, снах и разговорах с теми, которых больше нет.


Жили-были старик со старухой

Роман «Жили-были старик со старухой», по точному слову Майи Кучерской, — повествование о судьбе семьи староверов, заброшенных в начале прошлого века в Остзейский край, там осевших, переживших у синего моря войны, разорение, потери и все-таки выживших, спасенных собственной верностью самым простым, но главным ценностям. «…Эта история захватывает с первой страницы и не отпускает до конца романа. Живые, порой комичные, порой трагические типажи, „вкусный“ говор, забавные и точные „семейные словечки“, трогательная любовь и великое русское терпение — все это сразу берет за душу.


Любовь и голуби

Великое счастье безвестности – такое, как у Владимира Гуркина, – выпадает редкому творцу: это когда твое собственное имя прикрыто, словно обложкой, названием твоего главного произведения. «Любовь и голуби» знают все, они давно живут отдельно от своего автора – как народная песня. А ведь у Гуркина есть еще и «Плач в пригоршню»: «шедевр русской драматургии – никаких сомнений. Куда хочешь ставь – между Островским и Грибоедовым или Сухово-Кобылиным» (Владимир Меньшов). И вообще Гуркин – «подлинное драматургическое изумление, я давно ждала такого национального, народного театра, безжалостного к истории и милосердного к героям» (Людмила Петрушевская)