Цимес - [25]
Ночью я обнимаю ее, я укрываю ее от всего мира и рассказываю, рассказываю, рассказываю — без конца. Молча, но она, конечно же, слышит — про жидкость цвета виноградной крови, почти сумевшую отобрать у меня небо и ее, Наташу. Почти — ведь теперь-то уж…
Вы не услышите от меня, как случилось на самом деле. Потому что — какая разница?
Наутро ее не было так, как будто не было никогда. И в то же время — она была абсолютно везде.
Пустота по имени Наташа.
Счастливчиком называла меня только Ро.
У нее было гибкое тело золотой ящерицы, и она совсем не умела плакать. В шестнадцать лет она поклялась мне в вечной любви. Оказалось, любовь и вечность плохо уживаются вместе — уж слишком разный у них темперамент.
Я изо всех сил стараюсь ее не вспоминать. Лишь иногда — вспышкой, солнечным пятном на мокром асфальте — ее лицо…
Она хотела быть со мной везде, и в небе тоже. Я сам учил ее летать. Это был ее подарок мне — в мой день рождения. Именно в этот день она так хотела, так мечтала наконец полететь одна. Маленький двухместный самолетик, простой — ручка, педали, рычаг газа и всего пять приборов — что еще надо, чтобы летать, если не как птица, то почти как я? Она была уверена в себе, и я был уверен тоже. И разрешил… Ро взлетела, а через двадцать минут я увидел на мокром асфальте — ее лицо…
Она приблизилась к скалам чуть ближе, чем надо. Немного, всего на каких-то сто — сто пятьдесят метров, но этого оказалось достаточно, чтобы машину подхватило восходящим потоком, тряхнуло, резко потянуло вверх. Скорее всего, Ро просто растерялась. Я стоял, смотрел на это и ничего не мог сделать. Всего несколько сот метров между нами…
Я видел, как нос самолета задрался, как он потерял скорость, свалился на крыло, вошел в штопор, сделал всего полвитка и упал прямо на шоссе. Господи, как ужасно долго это длилось — целую жизнь, которую она так и не смогла прожить…
Я вижу все это до сих пор, как сейчас. И кого мне еще винить, кроме себя? И скажите, почему, ну почему до сих пор, через столько лет, мне кажется, что она вернется? И я вскочу на крыло и увижу в кабине ее сияющее лицо, ее счастливые глаза, ее охваченные наушниками светлые волосы.
— Привет, Счастливчик! Ну как, ты доволен? Я вернулась!
Я не пил месяц — проверял себя. Ни одного грамма, совсем. Я поверил, что в самом деле смогу. И тогда я полетел к ней, к Наташе. В ее Канаду.
Все было чужим, странным и совершенно незнакомым, но я всю дорогу мечтал о ней, о том, как сожму в своих ладонях ее лицо.
Когда это произошло, она даже не удивилась.
— Почему? — выдохнул я. — Почему ты…
— Я знала. Я ждала тебя все это время, — она улыбалась своей странной улыбкой. Она улыбалась мне.
— Почему ты так уехала? Как ты могла уехать — так?
— Я и не могла. Просто это был единственный выход.
— Объясни, я хочу понять. Понять до конца. Тебя, себя, все…
— Настал такой момент… Понимаешь, когда щенячий восторг начинает превращаться в сучью привязанность. Если бы я осталась, ты бы уже не смог оторвать меня от себя. Никакими силами. А решения все-таки должен принимать мужчина. Ну и шоковая терапия, конечно, совсем немного. Я не ошиблась?
— Ах ты! Ты — Наташа, Наташа, Наташа…
Я прижимаю ее к себе изо всех сил, так крепко, как только могу, чтобы — не потерять, не потерять, не потерять…
Я просто возьму бутылку и вылью в себя то, что там еще осталось. Ибо от слабости и ненависти так устаешь, что уже нет сил даже на них самих. Остается единственное спасение — забыть. И Наташу, и Ро, а прежде всего — себя. Потому что только тогда наконец открывается дверь, она входит, и я все-таки слышу: «Привет, Счастливчик! Ну как, ты доволен? Я вернулась!»
И лицо ее, как на этой самой фотографии, да.
Как жаль, что на самом деле ничего этого так и не случилось.
Не было. Не было, и все. Почти ничего.
Почти ничего.
Почти…
Повелитель ос
Бинго мы завели совершенно случайно. Собак почти всегда заводят случайно. Потому что, как только начинают думать об этом заранее, сразу находится множество причин этого не делать, а еще потому, что ответственность обременительна. Другое дело, когда вдруг попавшийся на глаза грязный, голодный, несчастный щенок…
Тут-то она и произнесла:
— Один мой знакомый говорит, что собаку надо брать не тогда, когда хочется, а когда не можешь этого не сделать. Невозможно оставить его здесь. Значит, придется взять.
Еще через минуту от щенка остались только кончик черного кожаного носа и одно ухо. Остальное оказалось укутанным в ее пушистый вязаный шарф.
— Ко мне нельзя, — сказала она, — придется к нам.
Это означало — ко мне.
— Назовем его Бэмби. Ты не против?
— Не знаю… По-моему, лучше Бинго. И вообще, может, это девочка?
— Это мальчик. Ладно, пусть будет Бинго.
В общем, она меня перехитрила. Как всегда.
Собственно, нас как «нас» и не было. Был я — не слишком успешный, но вполне самодостаточный. Все-таки какой-никакой, но свой дом, сад, правда совершенно дикий и заброшенный, в котором стоял мой старый, самый первый автомобиль, заросший по самую крышу всем чем угодно и больше похожий на диковинную клумбу. Еще у меня с недавнего времени появилась Бусинка, а теперь вот и Бинго. Ну, про него вы уже знаете. Дома, более-менее приведя его в порядок, мы убедились, что это самый что ни на есть французский бульдог, белый, с черными пятнами. Маленький, невероятно живучий, по-детски упрямый. Такой же, как Бусинка. Так я называл ее, свою любимую. Почему называл и почему — именно так? Вот об этом и речь.
Признанная королева мира моды — главный редактор журнала «Глянец» и симпатичная дама за сорок Имоджин Тейт возвращается на работу после долгой болезни. Но ее престол занят, а прославленный журнал превратился в приложение к сайту, которым заправляет юная Ева Мортон — бывшая помощница Имоджин, а ныне амбициозная выпускница Гарварда. Самоуверенная, тщеславная и жесткая, она превращает редакцию в конвейер по производству «контента». В этом мире для Имоджин, кажется, нет места, но «седовласка» сдаваться без борьбы не намерена! Стильный и ироничный роман, написанный профессионалами мира моды и журналистики, завоевал признание во многих странах.
Россия, наши дни. С началом пандемии в тихом провинциальном Шахтинске создается партия антиваксеров, которая завладевает умами горожан и успешно противостоит массовой вакцинации. Но главный редактор местной газеты Бабушкин придумывает, как переломить ситуацию, и антиваксеры стремительно начинают терять свое влияние. В ответ руководство партии решает отомстить редактору, и он погибает в ходе операции отмщения. А оказавшийся случайно в центре событий незадачливый убийца Бабушкина, безработный пьяница Олег Кузнецов, тоже должен умереть.
Ремонт загородного домика, купленного автором для семейного отдыха на природе, становится сюжетной канвой для прекрасно написанного эссе о природе и наших отношениях с ней. На прилегающем участке, а также в стенах, полу и потолке старого коттеджа рассказчица встречает множество животных: пчел, муравьев, лис, белок, дроздов, барсуков и многих других – всех тех, для кого это место является домом. Эти встречи заставляют автора задуматься о роли животных в нашем мире. Нина Бёртон, поэтесса и писатель, лауреат Августовской премии 2016 года за лучшее нон-фикшен-произведение, сплетает в едином повествовании научные факты и личные наблюдения, чтобы заставить читателей увидеть жизнь в ее многочисленных проявлениях. В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.
В книгу вошли повести и рассказы о Великой Отечественной войне, о том, как сложились судьбы героев в мирное время. Автор рассказывает о битве под Москвой, обороне Таллина, о боях на Карельском перешейке.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Новый роман Елены Катишонок продолжает дилогию «Жили-были старик со старухой» и «Против часовой стрелки». В том же старом городе живут потомки Ивановых. Странным образом судьбы героев пересекаются в Старом Доме из романа «Когда уходит человек», и в настоящее властно и неизбежно вклинивается прошлое. Вторая мировая война глазами девушки-остарбайтера; жестокая борьба в науке, которую помнит чудак-литературовед; старая политическая игра, приводящая человека в сумасшедший дом… «Свет в окне» – роман о любви и горечи.
Один из главных «героев» романа — время. Оно властно меняет человеческие судьбы и названия улиц, перелистывая поколения, словно страницы книги. Время своенравно распоряжается судьбой главной героини, Ирины. Родила двоих детей, но вырастила и воспитала троих. Кристально честный человек, она едва не попадает в тюрьму… Когда после войны Ирина возвращается в родной город, он предстает таким же израненным, как ее собственная жизнь. Дети взрослеют и уже не помнят того, что знает и помнит она. Или не хотят помнить? — Но это означает, что внуки никогда не узнают о прошлом: оно ускользает, не оставляя следа в реальности, однако продолжает жить в памяти, снах и разговорах с теми, которых больше нет.
Роман «Жили-были старик со старухой», по точному слову Майи Кучерской, — повествование о судьбе семьи староверов, заброшенных в начале прошлого века в Остзейский край, там осевших, переживших у синего моря войны, разорение, потери и все-таки выживших, спасенных собственной верностью самым простым, но главным ценностям. «…Эта история захватывает с первой страницы и не отпускает до конца романа. Живые, порой комичные, порой трагические типажи, „вкусный“ говор, забавные и точные „семейные словечки“, трогательная любовь и великое русское терпение — все это сразу берет за душу.
Великое счастье безвестности – такое, как у Владимира Гуркина, – выпадает редкому творцу: это когда твое собственное имя прикрыто, словно обложкой, названием твоего главного произведения. «Любовь и голуби» знают все, они давно живут отдельно от своего автора – как народная песня. А ведь у Гуркина есть еще и «Плач в пригоршню»: «шедевр русской драматургии – никаких сомнений. Куда хочешь ставь – между Островским и Грибоедовым или Сухово-Кобылиным» (Владимир Меньшов). И вообще Гуркин – «подлинное драматургическое изумление, я давно ждала такого национального, народного театра, безжалостного к истории и милосердного к героям» (Людмила Петрушевская)