Цилиндр - [7]

— А сильное магнитное поле? — подал голос Старик Пратер. — Что, если окружить двигатель сильным магнитным полем?

— Отлично, — сказал я. — Вот это может помочь. Поле может изогнуть и удержать время. Да вот только создать такое поле нам не под силу…

— А если б это и было нам по силам, — напомнила Мэри, — то мы все равно не смогли бы в нем работать. Ведь мы говорим о том, как управлять временем для исследования двигателя.

— Тогда осталась только смерть, — подытожил я. — Уж она-то никакому времени не подвластна.

— Что есть смерть? — отрубил Леонард.

— Вот уж не знаю, — ухмыльнулся я.

— Ума палата, — злобно скривился он. — Ты всегда таким был.

— Ну-ну, — перепугался Старик Пратер, — не хлебнуть ли нам еще немного винца? В бутылке осталось…

— Мы все равно топчемся на месте, — заметила Мэри, — так что какая разница? Смерть подходит ничуть не хуже, чем все остальное.

Я торжественно отвесил ей шутовской поклон, в ответ она скорчила рожу. Старик Пратер скакал вокруг стола словно кузнечик, озабоченно наполняя бокалы.

— Надеюсь, — провозгласил он, — ребята в мастерских выдумают что-нибудь, и мы сумеем повернуть этот циферблат.

— А если и нет, — сказала Мэри, — сделаем это вручную. Вам никогда не приходило в голову, что человеческая рука намного более совершенный инструмент, чем любой другой?

— Беда в том, — добавил Леонард, — что, как бы ни был хорош ваш инструмент, работать с ним все равно неудобно: мало того, что стоишь бог знает где, так еще и под совершенно невероятным углом.

— Вручную это делать нельзя! — запротестовал Старик Пратер. — Там действуют эффекты времени.

— На мелкие предметы, — невозмутимо парировала Мэри, — на книги, теннисные мячи и ботинки. Там нет ни одной живой твари. И ни разу не было ничего размером с человека.

— Тем не менее я как-то не горю желанием это проверять, — сказал Леонард.

5

И все-таки мы попробовали — у нас просто не было другого выхода.

Выходившие из мастерских инструменты не приносили толку, а бросить машину времени в березовой роще мы просто не могли. Она по-прежнему работала: за время наших наблюдений появились и вновь исчезли разбитые наручные часы, потрепанный блокнот и старая фетровая шляпа. А еще на прудике, никогда не знавшем ни единого суденышка, ненадолго появилась лодка.

— Я всю прошлую ночь провел над этим трудом по математике, — сообщил Леонард, — в надежде отыскать что-нибудь полезное для нас, но так ничего и не нашел. Разумеется, там есть кое-какие новые и любопытные идеи, но ко времени они не имеют ровным счетом никакого отношения.

— Можно выстроить вокруг нее прочный забор, — предложил Старик Пратер, — и оставить все как есть, пока не решим, что делать.

— Чушь, — отрезала Мэри. — Господи помилуй, зачем нам забор? Только и делов, что пойти туда и…

— Нет, — ответил Леонард. — Нет, так нельзя. Мы не знаем…

— Мы знаем, — парировала она, — что он может перемещать мелкие объекты, но ничего увесистого ни разу не появилось. И все предметы были неодушевленными. Ни кролика, ни белки. Даже мышки — и той не было.

— А может, мыши там не водятся, — оживился Старик Пратер.

— Чепуха! Мыши есть везде.

— А пагода?! — возразил Леонард. — Во-первых, она не так уж близко от машины, а во-вторых, весьма массивна.

— Зато неживая! — стояла на своем Мэри.

— Помнится, вы упоминали какие-то миражи, — повернулся я к Старику Пратеру, — в которых были здания и люди?

— Да, — ответил тот, — но они выглядели призрачными.

— Боже мой, если б я был уверен, что Мэри права! Может, машина действительно не оказывает влияния на живых существ?

— Знаешь ли, это чудовищный риск, — возразил Леонард.

— Да что с тобой? — спросила Мэри. — Никак не пойму, что с тобой творится. А, кажется, поняла. Ты никогда не рискуешь, не так ли?

— Никогда. Это лишено всякого смысла. Щенячья возня.

— Вот то-то и оно. У тебя компьютер вместо мозгов. Куча махоньких математических уравнений, заменяющих тебе жизнь. Ты не такой, как мы. Я вот рискую, и Чарли тоже рис…

— Ладно, — вмешался я, — хватит спорить, я сам все сделаю. Вы говорите, что пальцы лучше всех инструментов, — значит, так и сделаем. Скажите только, в какую сторону вертеть.

— Нет, это должна сделать я, — схватила меня за руку Мэри, — Ведь это я все затеяла, мне и расхлебывать.

— А почему бы вам обоим, — по-хамски, нагло выговорил Леонард, — не вытянуть по соломинке, чтобы решить, кто пойдет?

— А вот это славная идея, — одарила его улыбкой Мэри, — но только не обоим, а всем троим.

Старик Пратер все пытался что-нибудь чирикнуть, и теперь наконец его прорвало:

— Это будет пределом глупости! Скажете тоже, соломинки! Ни за что. Не позволю. Но раз уж вы собираетесь тянуть соломинки, то их должно быть четыре.

— Не пойдет, — отрезал я. — Если мы втроем застрянем во времени и быстро умчимся в неведомые края, то кто-то должен будет все объяснить, а вы прекрасно подходите на эту роль. Вы все прекрасно объясняете. За многие годы вы хорошо напрактиковались.

Разумеется, это было чистой воды безумие. Если б мы потратили на обсуждение хоть тридцать секунд, то наверняка бросили бы это дело, но рассуждать мы не стали. Во-первых, все это застало нас врасплох, а во-вторых, каждый вложил в этот проект что-то от себя лично — и отступать было поздно. Конечно, Леонард мог бы отказаться, но ему мешала гордыня; если б он сказал: «Нет, я не участвую», — на том бы все и кончилось, но это было бы равнозначно признанию в трусости, а уж такого он себе позволить не мог.