Через несколько часов он упал на песок и долго лежал, глотая раскалённый воздух. Собственно, и до северной границы пустыни дойти у него не было сил. Но на севере должны были появиться островки травы, а Лотару так хотелось увидеть хотя бы песчаную колючку. И там проходили караванные тропы, на которых может встретиться… Он оборвал себя. Скорее всего, он никого не встретит. Через год или два на его кости, начисто объеденные грифами и мышами и выбеленные солнцем, набредёт чей-нибудь караван, и кто-нибудь скажет, усмехнувшись, мол, ещё одному бедняге не повезло.
Сколько раз ему самому попадались такие кости, напоминавшие о жажде и лютой войне, которая кипела на всех этих землях, от Западного берега до Вершинной реки, от Южных песков до Срединного моря. И даже дальше, за морем, где начинаются тучные луга, где стоят саманные и бревенчатые деревни, где люди так не похожи на тех, кого он встречал здесь, и откуда он был родом.
Там, в краю, где он родился, часто встречались речки, ручейки, родники, озёрца и прудики. Там напиться было так же просто, как здесь умереть от солнца. Там никому не приходит в голову, что есть страны, где вода стоит дороже жизни, где вода и есть жизнь…
Внезапно он увидел чёрную точку. Это был всадник. Вот он скрылся между гребнями, с которых ветер тонкой стружкой сметает песок. Снова появился.
— Эй, э-эй!
Размахивая руками, до боли в груди выдавливая крик из пересохшего горла, Лотар бросился вперёд. Он бежал, почти не видя того, к кому бежит. Поднялся на гребень, чтобы его было видно, взмахнул ещё раз и… замер.
Конь уже был хорошо различим. В крупе у него торчали три стрелы. Но он ещё шёл. Это было сильное и выносливое животное. Впрочем, он скоро должен умереть, слишком много крови оставалось за ним на песке.
И всадник сидел в седле. Но он был либо мёртв, либо потерял сознание. Он вообще не правил конём. Лошадь сама направилась к Лотару. За два бархана до него, когда он уже мог видеть лицо всадника, конь упал. Всадник скатился по склону и остался лежать, раскинув руки. Лотар пошёл к нему. Это был Периак Среброусый, главный караванщик.
Лотару опять не повезло. Если бы это был простой торговец, или воин, или даже дасс, у него почти наверняка оказалось бы хоть немного воды. Но Среброусый путешествовал налегке, без поклажи, даже без кошелька, потому что мог позволить себе держать специального раба, который носил за ним кованый сундучок с монетами.
Сначала Лотару показалось, что караванщик мёртв. Но нет, ноздри Периака затрепетали, а глаза стали подрагивать от беспощадного солнечного света, льющегося сверху. Лотар похлопал старика по морщинистым щекам и осмотрел его тело. Он не нашёл ни одной серьёзной раны. Несколько порезов, два прокола стрелами, которые проникли настолько неглубоко, что вывалились сами. Вероятно, стрелы, которыми начинили коня, выпустили раньше, и они сыграли роль шпор.
Сабельные ножны Среброусого были пусты, но в складках его кушака Лотар нашёл небольшой кинжал с тонким и острым лезвием. Теперь всё стало гораздо легче.
Лотар подошёл к коню. Это был великолепный иноходец, мощный, молодой, дорогой, как всё, чем владел Периак. Он приподнял голову и негромко заржал. Казалось, он спрашивал человека, правда ли, что его лошадиная жизнь подходит к концу.
— Не расстраивайся, друг, — ответил Лотар. — Там, куда ты попадёшь, будет лучше.
Конь закатил глаза и снова заржал. Воды, конечно, не было. В сумках лежали только книги. Если бы Лотар знал, что Периак торговал и книгами, он бы больше его уважал. Но теперь и это не имело значения.
Тогда Лотар сделал то, что вынужден был сделать, но что потом вспоминал с горечью. Связав животному ноги стременами, он надрезал на его шее крупную жилу и жадно приник к ней, пытаясь из ещё живого коня выпить как можно больше крови.
Его вырвало, он едва успел отвернуться. Но, переборов себя, снова стал пить тёплую, солёную, густую кровь. И спустя несколько минут понял, что стал сильнее, что его пересохший желудок принял эту влагу.
Конь уже не ржал. Он умирал молча, принимая предательство человека как последнюю плату за свою службу.
Лотар подошёл к Периаку. Тот приходил в себя, даже открыл глаза.
— Пить. Дай пить…
— Ты узнаёшь меня, Периак?
— Пить.
— У тебя не было воды. Я пил кровь твоего коня. Давай я помогу тебе добраться до него.
Он донёс Периака на удивление легко. Или он уже оправлялся от ран, или старик оказался гораздо легче, чем казался. Кровь вызывала у караванщика только рвоту. Последний раз его вырвало с желчью, и от этих попыток пришлось отказаться.
Тогда Лотар вскрыл брюшину уже мёртвого коня и вырезал сердце. Оно, казалось, ещё подрагивало в ладонях, когда он протянул его старику. Периак попробовал съесть сердце, но его снова вырвало. Дух в этом человеке был крепок, но уж очень слаба была плоть. Тогда, чтобы добро не пропадало, Лотар доел сердце и нарезал ещё немало отвратительных на вид кусков, насыщенных кровью: нужно было восстанавливать силы.
После крови и сырого мяса пить хотелось не меньше, чем раньше, но Лотар знал, что теперь некоторое время продержится. Сплюнув сгустки крови, застрявшие под языком, Лотар спросил: