Цигун и жизнь, 2003 № 05 - [5]

Поскольку даосы считают, что тело человека представляет собой маленькую вселенную и все сущее всегда имеет свой Великий предел, следовательно, в этой микрокосмической системе человеческого тела вполне автономно происходит ее «самофункционирование», которое, хотя и довольно тесно связано с законами функционирования природы, однако обладает своими собственными силами.

С точки зрения календаря, «цзы» символизирует одиннадцатый месяц и обозначается гексаграммой с одной «народившейся» ян-чертой.

Если говорить о жизни человека, то ян символизирует «энергию солнца», в период активности которой как раз и наступает «время цзы». У человека это время необязательно совпадает с фиксированным «периодом цзы», наступающим в соответствии с законом природы. Это только начало функционирования собственного микрокосма человека.

Малютка-мальчик спит в колыбели, когда он уже почти проснулся, но еще находится в дреме, вдруг подымается его детородный орган. У этого младенца еще нет полового влечения, просто наступил момент возбуждения его ян-энергии. Это «время цзы» его собственного организма.

Один из важных принципов даосского самосовершенствования состоит в том, чтобы уметь использовать импульс, возникающий с приходом периода знака «цзы» для увеличения янской энергии. В это время следует пребывать в «состоянии покоя», медитации.

Акупунктура и «время цзы»

В акупунктуре, как и в точечном массаже, важную роль играют «открытие» и «закрытие» ци-меридианов. Эти процессы тоже происходят в соответствии со сменой двадцати четырех сезонов, что подтверждается достаточно старой теорией.

Но ранее мы уже отмечали, что на протяжении длительного времени в эту теорию не вносилось никаких поправок и отклонения в положении светил вызывают большие сомнения в достоверности сроков двадцати четырех сезонов, которые не менялись на протяжении столетий. Необходимо убедиться в том, не возникнет ли негативных последствий от применения акупунктуры в соответствии с «небесными корнями» и «земными ветвями» двадцати четырех сезонов года или от нарушения принципа соответствия климатическим условиям.

Если предположить, что временное пренебрежение законами двадцати четырех сезонов еще допустимо, то важность учета времен года не подлежит сомнению. Влияние изменений метеоусловий весной, летом, осенью и зимой не учитывать никак нельзя.

Новое осмысление истин, связанных с «временем цзы» каждого человека и с восемью «чудесными» меридианами, выработка новых принципов акупунктуры, возможно, являются действительно важной и полной глубокого смысла задачей.

_{(Продолжение следует)}

В очередной раз о конфуцианстве, даосизме и буддизме

Лу Цзиньсун

Иногда, читая статьи о трех учениях — конфуцианстве, даосизме и буддизме, — поражаешься широте и глубине повествования, тому, как хорошо автор владеет предметом, как он умело излагает свои мысли Вроде бы все прекрасно, но по прочтении все же остается ощущение, что чего то не хватает. Прочтешь еще раз такой материал и поймешь, что автор забыл о главном, что вроде все правильно, но не совсем по теме.

В действительности пафос всех трех течений мысли — конфуцианства, даосизма и буддизма, — если отвлечься от их религиозного содержания, заключается в ответе на известный вопрос: в чем же смысл человеческой жизни? Упорный поиск ответа на этот вопрос велся в рамках всех трех религиозно-философских систем. Лао-цзы пришел к выводу о том, что главное — «быть в стороне от страстей и увлечений», что можно признать полным отрицанием реальной действительности. Конфуций, наоборот, сделал заключение о том, что как раз с действительности и надо начинать. Лишь один Будда не высказал своего мнения. Если же попытаться выжать из него хоть какой-нибудь ответ, то это будут всего два слова: «Это невыразимо». Это молчание, или, точнее, отсутствие ответа, тоже своего рода ответ. Конфуцианство целиком устремлено к жизни человека, исповедует материальную действительность, говорит об эпохе «мира и порядка», является учением «вхождения в мир сей». Даосизм ориентирован на природу, исповедует идеалистический материализм, устремлен к исследованию естественного мира, является своего рода экспериментом, учением «ухода от мира». Оба идейных течения — конфуцианство и даосизм — вначале были близки к религиозным началам, но сами по себе религиями не являлись. В религии их превратили последующие поколения Буддизм же уникален тем, что как бы включает в себя черты конфуцианства и даосизма, одновременно не являясь ни тем, ни другим. Если мы говорим, что конфуцианство и даосизм являются идеологиями жизни и космоса, то буддизм размышляет об истинах «человеческого космоса». Более того, эти истины буддизм предлагает человеку постичь и испытать самому. Формирование буддизма происходило при активной роли субъекта и было направлено на избавление всего живого от страданий: сначала уйти от мира, чтобы достичь совершенства, затем вернуться в мир, чтобы снасти его.

Конфуцианцы проповедовали «три устоя и пять незыблемых правил» (абсолютная власть государя над подданными, отца над сыном, мужа над женой; основные нормы взаимоотношений между государем и министром, отцом и сыном, младшим и старшим братом, мужем и женой, между друзьями), а также принципы гуманности, справедливости, «ритуала», мудрости и веры. Они стремились «с помощью истины воспитать народ», исповедовали философию «городов и сел», подобно своему святому отцу-основателю ездили по городам и весям, обучая власть имущих анализировать то, что происходит под этим небом, правильно управлять страной, держать народ в покое и повиновении. В то же время они стремились, используя свой дар красноречия, завоевать симпатии правителей и занять хоть какой-нибудь государственный пост. Это был конфуцианский путь совершенствования и «достижения небес еще в этой жизни», то есть достижения такого состояния, когда «тело становится совершенномудрым, а слова добродетельными». Несомненно, что конфуцианские принципы играли положительную роль в деле управления страной и шли на пользу народу. Когда в стране начиналась смута, когда начинали колебаться основы государственного строя, когда власть оказывалась в руках человека, пренебрегающего мудростью и добродетелью, конфуцианцы прятались в горных лесах и, забывая о всяких «ритуалах», начинали поносить своего учителя. Самое удивительное, что, когда положение императора укреплялось, они, как ни в чем не бывало, начинали вновь поднимать на щит идеи Конфуция и Мэн-цзы, а наиболее выдающиеся последователи Конфуция вновь приглашались ко двору для выработки политической идеологии и оказания помощи в управлении страной и народом. В такие периоды конфуцианцы бывали глубоко признательны своему Учителю за его прозорливость, за его действительно высокое и чистое искусство совершенствования, оставленное своим последователям