Цифровой журнал «Компьютерра» 2014 № 06 (211) - [6]
Как богатые уничтожают прогресс высоких технологий
Сергей Голубицкий
Опубликовано 04 февраля 2014
Сегодня у нас драматичная и захватывающая тема: будем судить строгим пролетарским судом денежные мешки по обвинению их в уничтожении научно-технического прогресса! Начнём с исследования Барри Синамона, аналитика-консультанта Федерального резервного банка Сент-Луиса, и Стивена Фаццари, профессора экономики Университета имени Вашингтона, озаглавленного «Неравенство, Великая депрессия и медленное восстановление» и опубликованного 23 января 2014 года.
Исследование хоть и небольшое (43 страницы), но очень нудное, переполненное трёхэтажными статистическими формулами, выкладками и графиками. Оно нам надо? Правильно, не надо. Поэтому сведём его к выводам, доказательству которых служат все эти техникалии:
— американская экономика пережила тяжелейшую рецессию, которая началась в конце 2007 года. Официально восстановление экономики пошло в середине 2009 года, однако этот процесс идёт беспрецедентно медленными темпами;
— рецессии предшествовали два процесса — сокращение личных сбережений населения, которое началось в середине 80-х годов, и ипотечный бум, ставший возможным благодаря массовому льготному кредитованию;
— кульминацией этих двух тенденций (когда сбережения полностью сошли на нет, возможности своевременного погашения ипотечных кредитов не стало и лавка для льготного кредитования захлопнулась) и явилась новая Великая депрессия;
— анализ означенных тенденций выявил удивительную закономерность: между паттернами доходов и трат, характерных для 95% населения, и самой богатой прослойкой (5%) существует феноменальная разница! Долги 95% стабильно росли, потребление стабильно сокращалось, а долги 5% оставались практически неизменными, зато потребление фактически удвоилось за отчётный период;
— причина этих паттернов банальна: доходы 95% населения постоянно сокращались, а доходы 5% постоянно росли;
— на протяжении 20 лет (1960–1980) доля доходов 5% самых богатых людей страны оставалась стабильно неизменной (чуть более 20% от совокупности всех доходов частных лиц), зато с 1980 по 2013 год чуть ли не удвоилась и достигла 36%:
 — ярче всего убийственная динамика, подрывающая экономические основы общества, видна на графике отношения долгов к доходам: за последние 20 лет эта пропорция удвоилась для 95% населения и практически не изменилась для 5% самых богатых граждан:
— из выявленных закономерностей Синамон и Фаццари делают вывод, что выход социального неравенства на новый качественный уровень не позволяет экономике восстановиться после рецессии, поскольку уровня потребления, характерного для 5% самых богатых людей страны, явно недостаточно для полноценного выздоровления.
А теперь самое захватывающее. Описанные тенденции, конечно, не являются ноу-хау Синамона / Фаццари и хорошо известны корпоративным маркетологам. Экономический аналитик The New York Times Нельсон Шварц отметил тревожную тенденцию «вымывания среднего класса» на уровне всего спектра потребительского ассортимента: на прилавках сегодня мы находим либо дорогущие товары класса high-end (для потребления 5% — элиты), либо дешёвый низкосортный мусор (для остальных 95% — бедолаг). Среднего класса нет в демографии — нет и «крепких середнячков» среди потребительских товаров.
Самую интересную (для нашей аудитории :) точку в дискуссии ставит Мэтью Иглесиас из Slate, интерполируя закономерности, проанализированные Синамоном / Фаццари, на сферу высоких технологий. По мнению колумниста, разделение потребления сообразно паттернам, характерным для 95 и 5 процентов населения, губительно для технологических инноваций.
Интересна логика Иглесиаса: поскольку тон на рынке сегодня задают самые богатые потребители, то можно предположить, что их запросы и определяют основной вектор развития высокотехнологичных потребительских товаров. Проблема в том, по мысли Иглесиаса, что потребительский паттерн денежных мешков безразличен непосредственно к технологиям, а заинтересован лишь в том, что автор называет «positional value» — ценностью, зависящей от посторонних факторов вроде моды и социальных потребительских клише: «Речь не идёт о покупке по-настоящему классного катера, а о покупке яхты, которая была бы просто больше, чем у гендиректора конкурирующей фирмы».
Иглесиас допускает: на то, чтобы товар получил статус high-end, нужно вложить в него немалую долю креативности, однако креативность, направленная на удовлетворение запросов показухи, несколько отличается от креативности в области высоких технологий.
Из всего сказанного Мэтью Иглесиас делает блестящий вывод: «Когда массовый рынок умирает, самое выгодное для бизнеса — фокусироваться на брендинге и эксклюзивности и бессмысленных по сути играх в конкуренцию, но никак не на распространении перспективных новых идей».
Признаюсь: интерполяция американского коллеги меня поначалу просто восхитила. В голову сразу полезли десятки примеров того, как элитное потребление рождает технологических монстров: вспомните хотя бы самые дорогие телефоны — от Vertu до Gresso или Mobiado (я как-то раз описывал эти позорища в «
