Цифровой журнал «Компьютерра» 2013 № 36 (189) - [6]

Как убивали, зачем убивали, и попытался рассказать режиссёр Джошуа Оппенгеймер. Если бы речь шла о художественной реставрации исторических событий по воспоминаниям пострадавших и жертв репрессий, мы бы получили еще один многочасовой «Шоах» Клода Ланцманна (самая неубедительная и тоскливая попытка восстановить историческую справедливость, какая когда-либо была создана в кинематографе). Подход Джошуа Оппенгеймера оказался совершенно уникальным: поскольку все убийцы сегодня в Индонезии на свободе и пользуются статусом национальных героев и «спасителей от заразы коммунизма», режиссёр просто взял и предоставил им слово!

В результате мы стали свидетелями неслыханного зрелища: на протяжении двух с половиной часов палачи и душегубы самозабвенно восстанавливают полотно геноцида: вот здесь, на крыше дома, они забивали битами по несколько сотен людей ежедневно, здесь, в этой комнате, ставили ножку стола на горло «коммуниста», а потом гурьбой усаживались на стол и пели веселые песни, в этом кабинете отрезали головы, на этой полянке кидали в костёр детей «коммунистов», в этом лесочке распиливали «врагов народа» колючей проволокой, а за пригорком — вспарывали животы беременным. И всё это с песнями, плясками, шутками, прибаутками, юморком и неподдельным счастьем общественного признания и благодарности, играющим в щёлках глаз.

Как такое возможно? Очень просто: один из главных героев «Акта убийства» — видный общественный деятель в наши дни, а в 6о-е годы гангстер и палач Ади Зулкадри — объясняет в одной фразе всю суть морально-этической системы человечества: «Военные преступления определяют победители. Я — победитель, поэтому могу давать собственные определения».

Вот вам и весь Иммануил Кант со своим категорическим нравственным императивом на блюдечке с золотой каемочкой.

Главный вопрос, который поднимает Джошуа Оппенгеймер в своем фильме, — это, конечно же, не фактура геноцида, а этиология человеческого зла. Критики почему-то приписывают режиссёру философскую концепцию «The Banality of Evil» (банальности зла) Ханны Арендт.

В 1960 году еврейская интеллектуалка, наполненная презрением к ашкенази (евреям Восточной Европы) и сионизму, побывала в Израиле на процессе над офицером гестапо Адольфом Эйхманом, которого Моссад выкрал из Аргентины и вывез в Иерусалим для показательного суда. Арендт посетила четыре заседания, а остальную информацию почерпнула из судебных стенограмм. Этой информации ей хватило, чтобы выдвинуть одну из самых парадоксальных и скандальных философских тез — о «банальности зла».

По мысли Арендт, Эйхман был абсолютно нормальным человеком, спокойным, уравновешенным, вежливым, мудрым и добрым в общении с друзьями и близкими. И даже не антисемитом. Просто Эйхман был кантианцем, верил в закон и категорический императив и выполнял то, что ему поручало начальство, которому он полностью доверял. Никакого садизма, никакой психической патологии, никакой экзальтации. Концлагерь — это рядовое ремесло. Банальное зло, присущее природе человека.

Проблема, однако, в том, что все «герои» Оппенгеймера, палачи, гангстеры и душегубы, могут показаться банальными, заурядными и психически нормальными только очень экзальтированным наблюдателям. Мне лично хватило первых 30 минут фильма, чтобы понять: перед нами совершенно сумасшедшие люди!

Самое ужасное в том, что не только протагонисты зла — сумасшедшие, но сумасшедшая и патологическая вся общественная жизнь Индонезии — что в 60-е годы, что сегодня. Патологична правящая идеология страны, патологичны ее правители, ее политические лидеры, журналисты, издатели, рядовые обыватели, кажется, даже воздух — и тот патологичен.

Если кому-то нравится представлять эту тотальную патологию в виде заурядного, банального зла — что ж, его право. Мне же кажется, что речь идёт о двух совершенно разных хронотопах и ситуациях.

Шесть месяцев — с октября 1965 по март 1966 года — были периодом, который ни на йоту не отличается от событий французской революции, крестовых походов и самого чёрного периода в истории России (1917–1921). Это период классического революционного психоза, детально описанный в исследованиях Сципиона Сигеле («Преступная толпа. Опыт коллективной психологии», 1892) и Огюстена Кабанеса («Революционный невроз», 1905), которые рекомендовал не так давно читателям.

Период после завершения геноцида, который длится в Индонезии по наши дни, — это уже чистый карнавал. Игра в убийство, постановка убийства (и то и другое — возможные варианты перевода «The Act Of Killing»!), осмеяние смерти, преодоление страха смерти и снижение её трагизма через героизацию убийц, перенесение их преступлений на самих жертв. (В современных индонезийских СМИ коммунисты изображаются исключительно как хладнокровные убийцы. Правда, Анвар Конго проговаривается в кадре, что он и его соратники зашли в своих зверствах гораздо дальше, чем приписывают сегодня коммунистам.)

Так что, дорогие читатели, никакой «банальности зла» не существует. А есть «рептилианский мозг» — ключевой мотиватор, включающийся всякий раз, когда Homo Sapiens, это самое мерзкое порождение земной фауны, попадает в экстремальную ситуацию. И есть карнавал — лукавый гешефт и шахер-махер, которые Homo Sapiens разыгрывает ради извлечения выгоды и получения власти при любом удобном случае. Одним словом, есть гнилая природа человека, и больше ничего. При желании, повторю, можно и её смело камуфлировать под «банальность зла».