Чужой разум. Осьминоги, море и глубинные истоки сознания - [23]

Осьминоги далеко не сразу обучились этому, но в конце концов практически все особи, участвовавшие в эксперименте, освоили решение. Зрение может руководить щупальцами. Однако в той же статье отмечалось, что, когда осьминоги справляются с заданием успешно, щупальце, находящее корм, как будто проводит по пути собственную рекогносцировку на местности — ползет и ощупывает лабиринт. Так что, похоже, две формы управления работают в тандеме: общее направление движения щупальца контролируется централизованно, с помощью зрения, тогда как тонкую настройку осуществляет само щупальце по ходу поиска.

Тело и управление

Полмиллиарда нейронов — почему так много? Зачем они животному? В предыдущей главе я пояснял, насколько дорого обходится этот механизм. Почему головоногие двинулись столь необычным эволюционным путем? Никто не знает ответа на этот вопрос, но кое-какие возможности я намечу. Этот вопрос касается в той или иной степени большинства головоногих, но я буду говорить в первую очередь об осьминогах.

Осьминоги — хищники, и охотятся они активно, а не из засады. Они рыскают по рифам и отмелям[77]. Когда зоопсихологи стремятся объяснить появление большого мозга у того или иного животного, они часто начинают с изучения его общественной жизни[78]. На первый взгляд, сложность жизни в сообществе обычно и приводит к появлению развитого интеллекта. Но осьминоги — далеко не общественные животные. В последней главе я рассмотрю исключения из этого правила, но в целом социальность не играет заметной роли в жизни осьминогов. Более важным фактором представляется как раз активная охота. Чтобы прояснить эту мысль, я использую соображения, высказанные в 1980-е годы приматологом Кэтрин Гибсон[79]. Она искала объяснения, почему большой мозг развился у определенных видов млекопитающих, и вряд ли задумывалась о том, чтобы применить свою гипотезу к осьминогам, но я полагаю, что ее идеи применимы и в этом случае.

Гибсон выделяет два различных способа добывать пищу. Один способ — специализация на тех видах пищи, которые не требуют активной манипуляции и которые можно всегда добывать с помощью одних и тех же движений. Пример, который она приводит, — ловля комаров лягушкой. Этот способ она противопоставляет «извлекающей» стратегии добычи пищи, которая включает в себя ситуативный выбор действий, умение извлекать пищу из защитной раковины или скорлупы, причем такое, которое требует поведенческой гибкости и понимания обстановки. Сравните лягушку и шимпанзе, который бродит в поисках разнообразных видов корма, многие из которых нужно не только найти, но и как-то извлечь (орехи, семена, термиты в гнездах). Характеристики, которые дает Гибсон этой стратегии добывания пищи — одновременно гибкой и жесткой в плане требований, которые она предъявляет к животному, — вполне применимы и к осьминогам. Большинство осьминогов превыше всего ценит крабов, но их рацион дополняют и другие животные — от гребешков до рыбы (и даже других осьминогов), и справиться с раковинами, панцирями и другими защитными средствами зачастую непросто.

Дэвид Шель, работающий с гигантскими тихоокеанскими осьминогами, кормит своих подопечных цельными двустворчатыми моллюсками в раковинах, но, поскольку это непривычная пища для осьминогов пролива Принца Вильгельма (Чугацкого залива), ему приходится приучать их к новому корму. Он надламывает раковину моллюска и дает его осьминогу. Затем, когда осьминог получает неповрежденную раковину, он уже знает, что это еда, но пока не знает, как добраться до мяса. Осьминог пробует всевозможные способы — дырявить раковину клювом, обкусывать ее края, обращаться с ней так и эдак, но в конце концов догадывается, что достаточно просто приложить силу: дернув как следует, он может просто раскрыть створки.

Такой метод охоты и собирательства помогает объяснить исследовательскую жилку в душе осьминогов, их любопытство, особенно их увлечение новыми предметами. Оно проявляется у осьминогов гораздо ярче, чем у каракатиц и кальмаров, добывающих пищу более простыми способами. У каракатиц бывает очень большой мозг — возможно, относительно тела он даже больше, чем у осьминогов. Этот факт на данный момент не объяснен, а способности каракатиц изучены хуже.

Хотя осьминоги и не очень общественные животные в обычном смысле слова — в том смысле, что они мало общаются друг с другом, — их взаимодействие с другими животными в качестве хищников и жертв можно назвать в своем роде «социальным». Ситуации подобного взаимодействия зачастую требуют подстраиваться под действия другого и учитывать его точку зрения, в том числе его восприятие ситуации и намерения. Нужды «общественной» жизни — во внутривидовом смысле — сходны с нуждами при некоторых способах охоты и при необходимости не попасться самому[80].

Эти особенности образа жизни осьминогов, вероятно, и способствовали появлению высокоразвитой нервной системы. Теперь я хочу выдвинуть еще одну идею. В главе 1 я противопоставлял две теории эволюции нервной системы — сенсомоторную и теорию порождения действия. Вторая не так широко известна и исторически возникла далеко не сразу. В ее основе лежит идея, что первые нервные системы появились не для того, чтобы служить посредниками между чувствами на входе и поведением на выходе, а для решения проблемы элементарной координации в самом организме — объединения микродействий отдельных частей тела в макродействие целого.