Чужой президент - [32]

К счастью, землетрясение вскоре прекратилось, силы, которые его вызвали, угомонились, гул стих. Подключилась резервная электрическая сеть, загорелись потолочные лампы. Внезапно свет на мгновение стал очень ярким; из стенного углубления под компьютерным монитором с шипением вырвался сноп искр, за первым – другой, сильнее и звучней. Но терминал ожил, по монитору лихо проскакали беспорядочные ряды схем, цифр и знаков, и в противоположной стене вдруг дрогнул и пополз вверх щит, который скрывал экран хранилища денег. Сидящий на полу под щитом охранник не замечал этого. Он привалился спиной к стене: глаза застыли в тупой прострации, на губах выступила слюна. Щит задел какое-то повреждение, заскрежетал, и охранник пришёл в себя, испуганно отпрянул от стены, встал на ноги как раз напротив прозрачного экрана. Постепенно до него доходило, что по ту сторону экрана разложены деньги, и деньги огромные. Он отёр ладонью слюну, стукнул по экрану кулаком. Всё равно, что по бетону. Стукнул со всей силы, но и это не помогло разбить прозрачное препятствие. Тогда он потянулся к своему пистолету.

– Назад! – рявкнул ему в спину голос президента корпорации, искажаемый потрескиванием, но слишком хорошо знакомый исполнителю особых приказов.

Из-за привычки беспрекословно подчиняться этому голосу гориллоподобный охранник отступил и обернулся. На мониторе терминала сквозь полосы помех проступило лицо президента. Измазанное на щеке и лбу сажей оно потеряло почти всю недавнюю самоуверенность и надменность. С таким его видом, вблизи хранилища денег беспрекословная преданность охранника из уголовников давала трещину, на того явно набежала тень сомнений: а слушаться ли хозяина? Президент колебался лишь мгновение, после чего сделал выбор в обмен на его выбор.

– Она твоя! – он пальцем указал на Риту, и помехи смяли, размазали палец и лицо, вытеснили их с монитора.

Охранник посмотрел на красивую женщину, затем в полумрак и темноту хранилища, потом опять на женщину, на её брюки. Риту передёрнуло от его улыбки-ухмылки. Он сделал к ней шаг, другой. В углах его губ проступила слюна вожделения.

– Не смей, ублюдок! – выкрикнула Рита и плюнула от отчаяния и отвращения к тому, что может произойти.

Возле очередного разветвления прохода Борис на бегу наступил на что-то, – поскользнулся, и металл заскрежетал по каменному полу. Борис удержался на ногах, однако непонятный предмет впился в подошву, зацокал, как подкова.

– Что? – с бега остановился капитан, из прикреплённой к щиколотке под штаниной кобуры выхватил небольшой короткоствольный пистолет.

Он прислушался. Вроде бы удалось запутать преследователей, оторваться от них, – их не было слышно.

Вместо ответа Борис привалился плечом к стене, задрал ногу и отодрал от подошвы гнутую пластинку, оплавленную, напоминающую часть браслета, лёгкую и прочную, как титан, с двумя дырочками для кистевой цепочки. Различались выгравированные буквы и цифры. Он поднёс пластинку близко к глазам, при тусклом освещении смог читать их. Вновь послышался топот преследователей, и капитан потерял терпение.

– Да что там?

– Точно. Скрипка, – разобрался наконец с оплавленными буквами Борис. – Дата рождения, группа крови, адрес… Часть браслета моего предшественника, – пояснил он капитану. – Всегда носил на левой руке, до занудства боялся инфаркта там, где его не знают…

– После разберёмся, – сказал капитан с нескрываемой досадой. Его это не интересовало, топот становился отчётливым и приближался. Он отступил к разветвлению прохода, – на этот раз оба ответвления растворялись в кромешной тьме, – наугад выбрал правое.

Подожди! – в два прыжка Борис настиг товарища, схватил за предплечье. В ладони показал пластинку. – Всё, что от него осталось!

Сунув пластинку в задний карман джинсовых брюк, стянул с себя куртку и под взглядом недоумения капитана скомкал её, швырнул в правое ответвление. Там вспыхнули, вырвались из стен красные лучи, иглами пронзили куртку, и раздался хлопок взрыва. Они метнулись за угол; мимо пролетели сгорающие клочья, звякнула о стену, отскочила им под ноги оплавленная до неузнаваемости заклёпка. И одновременно позади опять показались охранники: трое, затем ещё двое. Первый с бега налетел на стену, открыл беспорядочную стрельбу, – пламя рвалось из дула короткоствольного автомата, пули рикошетом отскакивали от стен и потолка, увеличивали возможность случайного попадания. Борис живо сорвал с ноги туфлю, бросил в левое ответвление. Туфля пролетела безнаказанно, шлёпнулась в темноте, и им ничего не оставалось, как поверить в эту безнаказанность.

На одном дыхании промчались тридцать метров и невольно замедлили бег, чтобы не натолкнуться на разветвление. Пошли на ощупь ещё несколько метров. Разветвления не было! Преследователи снова появились в том же проходе, в каком были они, но теперь не стреляли, будто знали: вскоре погоне конец. Капитан застыл, из короткоствольного пистолета тщательно прицелился в первого из них. Но тот вдруг поскользнулся на туфле Бориса, подвернул ногу, на него налетели другие, и, громко ругаясь, они повалились, стали копошащейся кучей. Это позволило капитану живо развернуться, выстрелить в противоположную сторону. Удар пули о препятствие прозвучал в удалении, будто разветвления закончились. Если в таком проходе сзади откроют пальбу, укрыться будет негде, и Борис плюнул на темноту, припустил со всех ног. Капитан сначала отступал с пистолетом наготове, не спускал взора с распадающейся кучи охранников, потом последовал за ним.