Чужой для всех. Книга 1. - [18]

 -Бог в помощь, Акулина! — вдруг, как гром среди ясного неба, раздался голос Абрамихи. Соседка незаметно подкралась к сараю и давно наблюдала за возней Дедушкиных. — Что меня не позвала, Акулина? Дети, вон, надрываются. Колька мой, в один миг припрятал бы твое барахло.

 От неожиданности Акулина перекрестилась: — Господи! Помоги и сохрани! Повернувшись в сторону не званого гостя, зло бросила:

 — Тебе что надо, соседка? Уходи! Сами управимся. — Затем внимательно, строго посмотрела в глаза низкорослой, тыквообразной бабы. — Ты о Николае обмолвилась. А где он, твой Николай? Что-то не видно его.

 — Николай?— замялась Абрамиха. — Где и твои, старшие: Михаил и Вера. Уехал.

 — Мои старшие в Пропойск ушли с отступающими красными. Не оставаться же им под немцами. Твоего Николая не видели на призывном пункте, хотя говорили люди, повестка ему была.

 — Не видели? — рот Абрамихи перекосился. — Смотреть надо лучше. -Соседка развернулась, тяжело ступая, подалась до хаты.

 — Вот, дети, и запрятали мы тайно сундук — разочаровано покачала головой Акулина.— Надо же, 'приперлась'!

 — Мама, а что она вынюхивает? — измазанная навозом Катя вылезла из ямы и удивленно посмотрела на мать.

 — Во-во, вынюхивает, Катюша. Дожидается своего часа. Зараза! Взялись за сундук и так много отдыхали.

 Через полчаса старинный сундук с аккуратно уложенными кусками ткани, дореволюционными сарафанами бабушек и иными, дорогими сердцу Акулины, вещами, был засыпан землей. Сверху разбросали навоз.

 — Теперь, детки, умойтесь,сидите в хате. Покушайте сами. Молоко, хлеб лежит на столе, 'бульба'— в печи. Я наведаюсь к дядьке Касьяну Андрейчикову в Хотовню. Надо поговорить, как жить дальше. -Акулина очень уважала Касьяна. Он служил дьяконом в Журавичской церкви. Умный, дальновидный дядька, мог помочь советом.

 — Катя, иди сюда,— позвала она среднюю дочь. — Ты все поняла?—

  Катя кивнула.

 — За старшую по дому остаешься. Из хаты никуда не ходить. Дети слышите, гром гремит?— обратилась Акулина, уже ко всем девочкам.— Где-то далеко, за Днепром слышна была мощная артиллерийская канонада.

 Дети прислушались.

 — Что, мама, дождь будет?— удивилась Клава, повернув личико к палячщему солнцу.

 — Дождь? — вяло усмехнулась Акулина над наивностью шестилетней Клавы. — Нет, моя доченька, не дождь. Настоящая гроза скоро будет...

 Когда Акулина вернулась домой, это было поздно вечером, девочки спали. К удивлению, она застала дома, старших детей: Мишу и Веру. Они сидели за столом, тихо разговаривали.

 Открыв дверь, увидев их, Акулине стало плохо. Потемнело в глазах.

 — Вы здесь? Что случилась? ...— медленно, сдавленно проговорила она. Чтобы не упасть, прислонилась к бревенчатой стене. Миша быстро подскочил к матери, помог сесть на табуретку. Вера протянула кружку с водой. Сделав, несколько глотков, Акулина приходила в себя. Неимоверная усталость клонила ко сну. Дети молчали.

  Было тихо. Настенные часы-ходики монотонно отбивали время:— Тик-так, тик-так, тик-так.

 Первым заговорил Михаил, устав от тягостной тишины. Заговорил сильным молодым басом, нервно, с волнением.— Мы не дощли, мама. Дорогу на Пропойск перерезали немецкие танки. Мы еле ушли с тех мест. Там идут страшные бои. Когда убегали по полю, началась бомбежка. Мы не успели добежать до березняка, чтобы спрятаться, как разорвалась бомба, — у Миши задрожали губы. Вера всхлипнула, а за тем заплакала. — Когда мы поднялись,— сдавленно продолжил Миша,— Витю Самойленко разорвало. Это очень страшно! Мама!— От воспоминаний по щеке юноши побежала слеза,— а Лену Гурович ранило в руку... — Миша вскочил, сжал зубы и стал нервно ходить по дому, шмыгая носом. Сделал несколько жадных глотков воды, снова заговорил, но уже более твердым голосом.

 — Это случилась, не доходя два километра до Васькович. Мы видели, мама, как отступали наши солдаты. Это ужас! Они просто бежали в панике. Отдельные были без оружия.... Как же так, мама? Где наша хваленая Красная Армия? Немцы бомбили всю дорогу. Столько погибло беженцев: стариков, детей, женщин. Если бы ты видела! Повозки, машины, техника — все брошено. Хоть бы один ястребок появился! Только белые кресты. Мы с Верой еле убежали. И вот мы здесь.— Миша вновь присел на лавку, хмуро склонил голову.

 Мать сидела и тихо слушала рассказ сына. Ей было уже известно от дядьки Касьяна обо всем, что творилось в округе. В Пропойск ворвались немцы. В Искани, Хотовне, было много красноармейцев. Стояли пушки. Готовились к сражению. Сердцем Акулина надеялась, что дети успеют уйти, не останутся в оккупации. Но вышло худшее. Она не знала, как быть. Она была в нервном ступоре.

 -Мама? Что ты молчишь? Мама!— Миша дотронулся до ее руки. Тебе плохо? Акулина открыла глаза. Было темно. Она не видела очертания детей.

 — Тебе плохо, мама?— еще раз переспросил Михаил.

 — Мне уже лучше. Вы поели?...

 — Не беспокойся, мамочка, мы поели, — Вера гладила мать по спине.

 — Что вы будете делать, дети?

 — Пока, не знаю, — задумался Миша. — Мы стоим в глуши. Все что на магистралях — занято немцами. У Сельца, говорили, шел бой. Разбит наш батальон. День, два и фашисты ворвутся в Поляниновичи. Думаю, тебя, мама, девочек — не тронут. Я буду прятаться. Там посмотрим. Если что? В партизаны пойду. — Миша смотрел на Акулину уставшими, серьезными глазами. Лицо сосредоточенное, волевое. dd>  Акулина слушала первенца, соглашалась. Как тут не согласишься? Миша единственный мужчина в доме: умный, красивый, сильный. На нем вся семья два года держится. А ведь ему — девятнадцать. Не сгорел бы где по молодости, уж больно горяч. -Пусть будет так, как ты решил, Мишенька. dd>  Акулина изнеможенно, опираясь о руку сына, поднялась с табуретки. Тяжело вздохнула. Перекрестила детей:-Сохрани вас, Бог! Идите спать. Я помолюсь.