Чужой для всех. Книга 1. - [17]
— Что стряслось, тетя Надя?
— Ой, Верочка! Беда! Немец напал на нас. Война...
Война! Это слово всегда вызывало смятение в людских душах. Кто знал о ней не понаслышке, сразу менялся в лице. Взгляд мужчин становился суровым, мрачным. Женщины начинали рыдать, страшась предстоящего горя. Те, кого застало это слово впервые, получали небывалый адреналин, спешили показать свое ухарство, уходя на призывные пункты. Потянулись по пыльным российским дорогам вереницы призывников. Только дети не понимали надвигавшейся беды. Веселый шум и смех еще звучал на улицах и дворах.
Речь наркома иностранных дел СССР В.М. Молотова, прозвучавшая в 12 часов дня 22 июня 1941 года по радио о начале войны с фашистской Германией, о ее вероломном нападении, разрезала судьбы советских людей надвое. Этот день стал чертой, между величайшими страданиями и человеческим счастьем, между жизнью и смертью, между злом и добром, падением и подвигом.
Слово "война" ворвалось в семью Дедушкиных так же неожиданно, как и для других сельчан поселка Заболотное.
Вначале оно было не осязаемо, не материально, не понято до конца. Но с каждым днем, необыкновенно жаркого лета 41 года, сельчане, как и все советские люди, стали отчетливее осознавать степень опасности надвигающейся коричневой чумы, масштабы колоссальных последствий для человеческих судеб.
— Так, девочки, еще, еще чуть подвинули... Шура! Шура! Крепче держи за край, Кате пальцы отдавим. Несем, несем. Еще. Еще. Клава, не зевай. Быстрей открой дверь.... Так, передохнули... —
Огромный дедовский сундук, оббитый по краям железными углами, почти вся женская половина дотащила до сарая. Акулина задумала его закопать. Позже, спрятать ценную одежду и утварь, подальше от немецких глаз.
— Добро, добро дети. Отдохнули? Принимаемся за работу. Клава, сбегай за водой. Живо. Парит. Шура, бери лопату, пойдем со мной,— покрикивала на девочек Акулина.
— Почему я, мама? Пусть, Катя, копает. Она говорила, что у нее руки чешутся до работы. Возьми, Катька, мою лопату,— Шура хотела передать нехитрое орудие труда средней сестре.
— Ах ты, лентяйка!— зыкнула Акулина.— Не смей. Катя тебя заменит, когда ты устанешь. Пошли в сарай.
В ветхом хлеву подворья, с покосившейся соломенной крышей, рядом с коровой Полинушкой, долгое время стоял жеребец Пашка. Он был любимец многодетной семьи и незаменим в работе. Кодхоз выделил Пашку при жизни хозяина дома Семена Дедушкина. Но, в июле, потянулись через поселок, отступающие части и Пашку реквизировали в пользу Красной Армии. Как не причитала Акулина, чтобы оставили жеребчика, приказ старшего политрука был суров: -Реквизировать!
Когда Ауклина зашла в сарай, нехитрая конская утварь, висевшая в углу на гвоздях, сразу напомнили о недавней стычке с артиллеристами. Закололо в сердце. Лицо исказилось болью. От отчаяния присела на сундук.
— Угомонитесь, женщина! Немцы за Днепром! Скоро здесь будут! Нам нечем орудие тащить,— решительно убеждал тогда Акулину старший политрук, оттаскивая от четырех копытного кормильца.
-Не дам!— голосила вдова. — На моих плечах пятеро детей. Как мне жить? Ироды! Куда вы бежите? Кто будет защищать?
В этот момент, возле матери, находилась Шура. Она как завороженная смотрела на Пашку. Когда здоровый рыжий красноармеец, стал Пашку уводить, девочка как кошка накинулась на красноармейца и вцепилась в руку зубами.
— Ах ты, паскуда!— зарычал артиллерист. С остервенениеми отбросил одиннадцати летнюю Шуру. Та больно ударилась о поленницу дров, заревела.
Услышав плач и визг Шуры, Катя и Клава выбежали из дома. Стали на защиту. Они набросились с кулачками на рыжего красноармейца. Лупили бойца куда попади.
— Стоять!— взревел старший политрук. — Расстреляю всех! Кто сделает хоть шаг,— и, выхватив револьвер с кобуры, выстрелил в воздух.
Девочки остолбенели, замолчали. Шура тряслась в истерике.
-Люди...! Помогите! — заголосила Акулина, кинулась к воротам на улицу. Кто был рядом из сельчан, мгновенно пропали. Соседка Абрамиха ехидно заметила: — Вот 'табе' и большаки,— и переваливаясь из стороны в сторону, словно утка, двинулась домой.
— Кривошеин! — зарычал красный политрук. — Что стоишь? Выводи жеребца. Сбор батареи у Хатовни. Танки вот-вот будут...
— Мама, уже глубоко? Хватит копать?— оторвала Акулину от навеявших воспоминаний дочь.
— Хватит, говоришь? — мать посмотрела в яму.— Хорошо, пусть хватит. Поверю в твою арифметику. — Катя, лезь в ямку, подравняй по краям и будем прятать сундук.— Акулина вновь стала деятельной.
Катя, как белочка, запрыгнула в неглубокую яму и принялась выгребать землю, перемешанную с конским навозом.
— Фу, как воняет! — пропищала Клава, принеся кружку с водой.— Мама, возьми, попей.
— Спасибо, Клавочка.
— Жалко, Пашку. Он был сильный. Мне улыбался. Где он сейчас, мама? -Девочка, вдруг вспомнила о жеребце, наблюдая за работой Кати.
— Где? Съели красноармейцы Пашку, Клавочка. Они были голодные и тощие, — сострила мать, не щадя детских душ. Рот саркатически дернулся. Перед ее глазами вновь появилась на мгновенье картина схватки с рыжим артиллеристом и яростным политруком. — Катя, вылезай с ямы, — Акулина поднялась с сундука. — Будем 'хавать' наши 'пажитки'.
КНИГА НЕ ИМЕЕТ АНТИСОВЕТСКУЮ НАПРАВЛЕННОСТЬ И НЕ ПРОПАГАНДИРУЕТ НАЦИЗМ. КТО ПРОЧЕЛ ЕЕ ВСЮ,ТОТ СОГЛАСИТСЯ С ЭТИМ ВЫВОДОМ!!!
— Когда это все началось, Клаус? — 13 декабря 1944 года. Тогда мы изменили ход истории на три дня. — Всего лишь на три дня…? — прошептал старый Ольбрихт, не замечая текущих слез. Воспоминания магнитом тянули в прошлую жизнь. — Да, ровно на три дня, и мир стал другим, — утвердительно произнес незнакомец. — Мир стал другим… — как заклинание, повторил старец. Невероятная сила разворачивала его назад. Он больше не мог сопротивляться воздействию. Он страстно, вживую захотел увидеть двойника…
Рассказ о похождениях весьма странного попаданца, который не факт, что таковой. В весьма странном мире, весьма замороженном, во многих смыслах. Магия — есть, антураж 19 века — есть. Даже романтика и профессорство, в определённом смысле, есть. Но всё несколько замороженное или отмороженное — вопрос точки зрения.Примечания автора: Итак, это продолжение похождений Грея Отмороженного из "Минус 20 градусов по Кельвину", точнее, скорее всего, его. Отсылки на книгу встречаются в тексте, но в целом — произведение самостоятельное.
Продолжение приключений попаданцев в начале ХХ века.
Ранним утром в круглосуточный магазин на окраине Сеула входит девушка. У нее разбит нос, щека порозовела, как от удара, на внутренней стороне бедра сквозь синяки виднеются татуировки. Этой девушке, Ко Ынсе, предстоит пережить еще не одно утро субботы, провалившись во временную петлю из воскресенья назад в субботу 7 июня. За восемь суббот она станет участницей ужасающих событий, попытается спасти жизнь девушке, раскроет убийцу и тайную секту, обретет настоящих друзей, влюбится и примет себя такой, какая она есть.
Молодой студент волей судьбы или, скорее, после смачных затрещин от одного быдла попадает в другой мир. И если бы ему дали нормальное, взрослое тело, но нет. Высшие силы, создатели, демиурги закидывают его в маленькое, хлипкое тело человеческого детеныша. Ооо, это полный мрак, но гг не отчаивается. Сжав свои стальные яйца покрепче, он растет, развивается и, благодаря своей неимоверной любознательности, узнает окружающий, чуждый для него мир. На его пути будут встречаться кровожадные ихоры, чудовищные зазывалы и множество других ужасающих монстров!ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ: Произведение перегружено инвективной лексикойПри создании обложки вдохновлялся образами, предложенными автором.
За спиной остался замок, отец, личная служанка и первая в королевстве фрейлина. Во главе войска через снежные земли я еду на север королевства, чтобы восстановить мир и покой в мятежном герцогстве и посадить на трон законного правителя. Где-то впереди меня ждет Алая крепость, принадлежащая Фиральской комтурии, и знания, что могут пролить свет на дарованные мне силы. Где-то впереди меня ждут мятежные бароны, готовые стравить между собой двух братьев ради собственных корыстных интересов. Где-то впереди маячит война… Надо мной тяготеет пророчество, а дни моей свободы, оставшиеся до приезда завоевателя Аримана в столицу, сочтены. Корона принцессы тяжела, меч защитницы веры алчет крови, а сны подчас опаснее реальности.
В своих прошлых жизнях я много внимания уделял магии и женщинам. Особенно женщинам! И они любили меня… …до того, как я воскрес в новом мире. Здесь я обнаружил, что в моем теле нет ни капли магической энергии. Для местных мужчин она смертельна! От нее спасают лишь каменные стены тесных резерваций. А вот местные женщины — все маги. Они прекрасно живут отдельно от мужчин. Большую часть жизни в тех совершенно не нуждаются. Не нуждаются и во мне! И это мне не нравится. Как же я, бывший темный властелин, буду жить в ТАКОМ мире? Уверен: очень даже неплохо.