Чужой - [7]

Отец: — Я ему все темя проел: «в саване карманов нет, бабки с собой не возьмешь. Здесь, значит, есть резон подольше продержаться. А для того свою жизнь защищать надо. На охрану особо не рассчитывай. Она ж продажная. Свои руки не подведут».

Инструктор: — У него они, похоже, не из того места произросли. Что, Кирилл, курей крал? Вон как ручонки дрожат.

Отец: — впечатлительный пацаненок вышел, ерш его знает по какому такому заказу! Не по моему, точно. Нет, ты скажи, откуда такая хренотень в мозги пацану впаривается: «- не могу стрелять — у меня зла вообще нету!» — Так что, тогда, милый, джинсики скидывай, рясочку подпоясывай, да в монашки иди. Из обители, между прочим, по ночным клубам не ездят и блядей в кельи не водят. Дайвингом на Болеарах не балуются. Пост и воздержание. Вот оттого и зла нет — не хочется им ничего этакого.

Парень: — Можно я сегодня стрелять не буду?

Отец: — Иди, проветрись, слабак. (инструктору) Я его с утра тренировал против жалости. Дворнягу в переулке со свистом переехал. Только рыжий хвост под колесом дрыгался. Разнервничался малец, кулачками на батю махать стал… О чем сопли, спрашивается? — дворняга шелудивая. Никому не нужное барахло.

Парень: — Она живая… Была…

Отец: — Ненужная она, понимаешь!? Так мы тут со стволами и тренируемся, чтоб ненужных тварей поменьше на этой земле было. Развелось, понимаешь, хоть с АКМом ходи — такие хари!.. урод на уроде, чурка на чурке! Я б террористов этих…

Инструктор: — Да свои почище чурок бывают. Каждый друг–приятель так кругами и рыщет, высматривает, как половчее тебя урыть. У, суки!

Парень отцу: — Не тебе решать, кто нужный, а кто лишний.

Инструктор: (с брезгливостью смотрит на парня) — Отставить сопли! А ну стань ровно. Так, подбородок тяни и что б в позвонке злость хрустела… Лечь, встать, лечь, встать… Целься!.. врага видишь? Врага, басмача, говорю! Он не наш. Он даже не собака!

Отец: — Он твою кралю трахнул, мою фирму завалил, на бабки вывел… Да он всех поимел, террорист гребаный!

Инструктор: — Чужой он! Вникни — чу–жой. Ату, гада! Ну, жми!

Выстрел, матерок Отца: — Промазал.

СЦЕНА ЧЕТВЕРТАЯ

Чердак. Тетя Клава считает пустые бутылки. М-М приходит с пакетом экзотических фруктов.

Клава: — Вот чудеса–то! В больничном саду выросли или стырил где с дружками своими?

М-М: — Подарок. Тебе принес. Самые дорогие!

Клаваберет пакет, пробует что–то, морщится: — Это варить или жарить?

М-М: — Так есть. Экзотические!

Клава: — Тысяч пять стоят, думаю. Ну, ясно откуда гостинчик… Первый день на работе и вон какие знакомства завел. Краля твоя — персона на всю больницу известная. Ейный братец — олихарх что ли или еще чего хуже, деятель в правительстве какой, гонки устроил. Машину перевернул и девку изуродовал. Вот теперь совестью мается. Деньги всем сует, сторожей к девице приставил — во, хохоталки — с похмелья не опишешь! Пока вы в садике миловались двое мордатых в кусточках сидели, бдели значит. Так что руки не распускай, открутят.

М-М: — Она богатая?! Очень–очень? Нет… у нее глаза не такие. У нее глаза с жалостью.

Клава: — И хорошо, что не голодрань.

М-м: — Не люблю богатых. Они другие. Они могут хорошее сделать, но делают плохое. Почему? Жадные, хитрые, жестокие. Я когда машины мыл, мне один из тачки прикинутой вместо денег листки со своим портретом дал. Что бы всем раздавал. Еще пачку презервативов кинул. В ресторане этом тоже все богатые. Только они не танцевать учили. Издевались. (берет фрукты) Выброшу. Отравимся, станем жадными, злыми.

Клава: — Ну–ну, не балуй! Давай сюда. Авось богатством и впрямь заразимся.

М-М: — Не надо богатства! Чужого не надо. Сам работать буду.

Клава: — Много наработаешь, артист. Скорее на нары загремишь Вона тебя все время кто ни походя мутузит.

М-М: — Я все равно лучше всех буду.

Клава: — Мутузят и буду мутузить, как ты для них — урод. Это понять надо. В сторонке, самому с собой жить. Горюшко мое… А вот помру — кому такой нужен?

М-м: — Зачем плачешь?(достает из коробки) Смотри, платье красивое! женщина с восьмого этажа отдала. Совсем новое, модное. Надеть надо!

Клава (рассматривая): — Кримплен. Теперь такие не носят.

М-м: — Цветы как настоящие! Крепкое. (прикладывает к ней) Красиво! Ты в стекло смотри. У нас дома шкаф был. С зеркалом. Большим! Я хорошо помню! Мамка наденет платье, перед зеркалом кружится. Вся комната с ней кружится — стол, кровать, окно…. так вот кругом едут. Едут и звенят… Я тоже кружился вот так и смеялся, а потом упал на кровать и заплакал. Сильное счастье было… Не заметил, что из носа кровь течет. Кроватью стукнул. Постель запачкал. Мама сердилась, меня била. Потом жалела. По голове гладила…

Клава: — Вот жалостливая мамка и оставила тебя на государственное воспитание — выживай как знаешь. Ейный новый хахаль с убогоньким не хотел возиться. Такой интеллигентный мужчина в шапке ондатровой целый год ходил, а руку на Таньку поднимал. Однажды по животу саданул — выкидыш сделался.

М-мсвирепеет: — Неправда! Неправда! Я знаю настоящую правду. Не было хахаля. Мама умерла. Ей там хорошо.

Клава (жалея его). — Ну, знамо дело — умерла Татьяна. Понятно, умерла