Чужое тело - [3]

Он подъехал к телу, высадил десант медиков. Врач склонился над лежащим. Санитар выволакивал носилки из недр машины. Я отвернулся — не больно-то интересно. Людей во дворе прибыло. Дождь прекратился, ветер стих — почему не погулять?

Медики колдовали над телом, пытались его реанимировать. Работал переносной дефибриллятор. Дергались ноги потерпевшего, группа граждан сочувственно вздыхала. Я слышал, как переговаривались медики: «Бесполезно, Петрович, типичный симптом Белоглазова, да и роговица мутная — поплыла «льдинка». Я не был таким уж несведущим. Ранние признаки биологической смерти: помутнение и высыхание роговицы — «симптом плавающей льдинки»; тот же «кошачий глаз» (симптом Белоглазова) — когда при боковом сдавливании глазного яблока зрачок превращается в вертикальную щель…

Мне было до лампочки. Я протек мимо этих людей, когда они уже решили мою судьбу (и вердикт был неутешительный). Из машины вышел водитель, чтобы помочь загрузить тело. Меня несло к подъездной двери. Туловище было как мое, но немного другое — оно вытягивалось, пропадала нога, словно ластиком стерли! Где Варвара? Почему такое важное событие происходит без ее участия? Клавдия Ивановна, трагически вздыхая, поспешила обратно в подъезд. Возможно, утюг не выключила или на плите что-то подгорало.

Ключ от домофона она не забыла — вставила куда следует, вошла в подъезд. Я просочился вслед за ней, пока доводчик медленно тащил закрывающуюся дверь. Постоял, дожидаясь, пока она уйдет к себе в квартиру.

Поднимался, словно плыл, сомневаюсь, что вообще касался пола. Возможно, был иной способ попасть в квартиру, но я пока не разобрался. Время и пространство еще имели значение, но явно ненадолго. Сверху донесся топот, я успел прижаться к стене. Мимо меня с тоскливым воем, брызгая слезами, пролетела Варвара в домашних тапках. Выглянула наконец в окно! Меня она, естественно, не заметила — конечно, я ведь такой незаметный! Она потеряла тапок, но не стала его искать, распахнула настежь входную дверь и выскочила наружу. Дверь закрывалась плавно, я видел, как она бежала к машине «Скорой помощи», куда грузили мое бездыханное тело, что-то кричала.

Ничего доброго ей не сообщили, разразилась истерика. Она надрывно кричала: «Это неправда, вы бездельники! Попробуйте еще раз, он жив! Сделайте хоть что-нибудь! Никита, очнись!»

И даже когда закрылась дверь, я слышал ее крики — они стали глухими и непереводимыми. Возможно, медики вняли ее мольбам, снова стали проводить реанимацию. Легко сказать «не умирай», можно подумать, я тут распоряжаюсь. В состоянии ничего не менялось — значит, успехов они не добились. Я скользил наверх. Мысли и воспоминания продолжали бег. Дым, автоматные очереди, крики на арабском — видение последнего боя, когда я получил обширную контузию, а после лечения убыл на гражданку… Собственный подъезд расплывался вглубь и вширь, терялась четкость — его словно заволакивало паром от лопнувшей трубы.

На втором этаже опять пришлось посторониться — спускалась девушка в серой куртке и тонкой шапочке из валяной шерсти. Она прошла мимо и буркнула под нос:

— Привет.

— Привет, — машинально отозвался я, прошел еще немного и встал как вкопанный. — Эй, минуточку… Ты меня видишь?

— Вижу, — вздохнула девушка, — Как не видеть, Никита, я сама такая… А вот твоя зазноба меня не видела — выскочила как ошпаренная… Любит она тебя, Никита. Вернее, любила… Любовь к таким, как мы с тобой, — понятие сложное, относительное и что-то из разряда духовных категорий.

— Подожди, — дошло до меня. — Ты же Катя Саульская с верхнего этажа? Пропала осенью прошлого года. Из Пашина от знакомых возвращалась — и с концами. Тебя искали целый месяц — никаких следов, ты как в воду канула. Жених твой убивался, затеял активные поиски, привлек поисковиков-добровольцев — такую кипучую деятельность развил, что первым под подозрение попал. Потом, впрочем, эту версию исключили…

— И правильно сделали, — кивнула Катя, — Эдик был совершенно ни при чем, ему от моей смерти ничего не выгорало, он только терял — хорошую квартиру, не старый еще «Ровер», приличную дачку в Нижней Ельцовке. Он так горевал, что от горя даже женился полгода назад, подонок… Я приходила на его свадьбу — в невесте ничего особенного, в меру страшненькая, дура дурой. Так хотелось Эдику по роже съездить, но как? Таксист на меня напал у переезда за Жуковкой, в ста метрах за автобусной остановкой. Я когда в гостях была, вызвала машину от фирмы «Лидер». Этот нормальный был — приехал точно в срок, до переезда довез, а там сломался… Эвакуатор ждал, предложил посидеть в его компании, а я решила до остановки дойти — может, автобус полуночный появится… Телефон разрядился, я только на остановке это обнаружила. Там вообще никого в этот час. Единственная машина из Жуковки шла, остановилась, шофер спросил, куда ехать. Он точно таксист, компания «Автодом» на борту написано. Смешливый такой, с двойным подбородком, глазки масленые. Номер 520 — я машинально запомнила. «Рено», кажется. Ну и села. Сто метров провез, встал у обочины, из баллончика в лицо брызнул, а когда я очнулась, мы уже в лесу были. Изнасиловал, потом задушил. Еще урчал, что ненавидит проституток… Это я-то проститутка? Совсем дурак, что ли? У него лопатка в машине была, оттащил в канаву, закопал. Там земля мягкая, податливая, камнями завалил, листьями присыпал… Меня так и не нашли, преступник не наказан… — Катя сокрушенно вздохнула. — Вот и маюсь, по городу блуждаю, иногда домой прихожу, рядом с мамой сижу, она совсем больная стала. Тебя периодически вижу — ты всегда такой занятой… А с тобой-то что приключилось, Никита? Вроде не больной был…