Чужое тело. Дилогия - [4]

Я смотрю в потолок. Потолка-то не видно. Балдахин большой, там нарисован корабль. Здоровенный парусник, трехмачтовый, надувает паруса и несется куда-то по высоким волнам, разламывая их круто изогнутым носом. Над ним задувает облака щекастое лицо с длинными кудряшками и выпученными глазами.

Какая-то средневековая картинка. Но вышито очень тщательно, мелкими стежками идут нитки одна за другой. Серо-зеленые нитки на снежно-белом фоне.

Хочется спать. Очень хочется спать, но почему-то голова совершенно ясная. Странное ощущение. Пугающие. Лежу и не могу пошевелиться, оцепенение такое.

Рядом голоса.

Вслушиваюсь.

Опять то же бур-рур-бур-рур-бур. Как кашу во рту перекатывают, а не разговаривают. Голоса разные, мужские. Один повыше, а второй басит очень. И в комнате очень много народу, очень много.

Надо повернуться.

Не обращая внимания на оцепенение, я попытался повернуть голову. Да где уж там… А вот глаза можно скосить, а?

На этот раз узбеков было больше. Штук десять стояло вдоль стены, двое с опахалами застыли рядом с кроватью, еще один примостился на низенькой табуреточке в ногах кровати и что-то там полирует пилкой.

На мне пижама, нежный шелк. Не знаю, как выглядит шелк, но касания тела очень на него похожи. Такие же мягкие и прохладные. Чуть жмет у ворота, но это поправимо. Под головой такая же подушка, мягкая; когда я скашиваю глаза, то вижу край, мягкий холм.

Почему-то вспомнилось детство, когда я так же лежал и смотрел в комнату через край подушки одним глазом. И так мне тогда не хотелось просыпаться…

Источник шума в комнате — давешний толстяк. Я его еще по первому сну вспомнил. Одежды своей он не изменил… Хотя стоп, сапоги-то поменял, на сандалии. Смешные такие, с загнутыми носками.

С ним разговаривает тип поколоритнее. Высокий, басовитый, в долгополом золотого шитья халате, из-под которого высовываются атласные сапожки с длинными серебряными шпорами. Через плечо перекинута перевязь, роскошная, тоже шитая золотом. На боку прямой меч в красивых черных ножнах и еще вроде бы что-то, похожее на кинжал.

Лицо обрамлено аккуратной курчавой бородой, нос с горбинкой, глаза какие-то быстрые, не поймешь куда смотрит. И здоровенный, жилистый.

— Пришел в себя? — Спросил бас.

— Нет, Ваша Светлость. — Ответил толстяк. — Рефлекторные движения. Всего лишь. Но мы уже достигли большого прогресса! Год назад мальчик глаза не открывал. И говорить не мог.

— Сейчас может? — Спросил бас.

— Нет, Ваша Светлость.

Его басистая светлость поправил перевязь с мечом, а другой рукой горстью огладил подбородок.

— Вы делаете успехи, мастер Клоту. Пожалуй, ваше золото оправдано, оправдано…

— Благодарю вас, Ваша Светлость… — Толстяк попытался согнуться в поклоне, но до конца не смог, пузо помешало.

Так это что, я их теперь понимать могу?

Тут я натолкнулся на взгляд узбека, того, который в моих ногах сидел. Он по прежнему что-то там полировал, но глаза у него были острые и холодные. Смотрел он на меня, видел, что я не сплю, но от своих движений не отрывался.

Я мысленно подумал про него пошлое, поспешно придавая своему лицу такое же дебиловатое выражение, как и до того.

Стоило мне прикрыть глаза, как меня неслабо так тряхнуло.

Кочка. Дороги российские, спасибо вам. Машина на кочке подпрыгнула, я головой о стойку хлопнулся и проснулся.

— Не спи, замерзнешь! — Усмехнулся Костя, не отрываясь от дороги. Его внимательный вид отражался в лобовом стекле. — Ты что, на дежурстве не выспался?

— Представь себе, нет. — Буркнул я. — Кость, мы уже приехали?

— Ну так, пока ты спал.

Рязань — красивый город. Если в него на время приехать. Работы нет, денег нет, дома разваливаются… Разве что бензин дешевле на пару рубликов, чем в Москве. Рязанский НПЗ называется, не очень так далеко отсюда. Костик, как приехал, целый бак залил. А что вы хотите, тут чинуш меньше, и корму они меньше хавают, чем московские. В Москве на каждой сотке начальник пачку денег просит.

За насыпью вверх тянулись купола монастыря. Что-то трезвонили колокола. Пахло летом и свежестью. По дороге попался свадебный кортеж, три длинных черных «Волги», все в цветах. Со второй «Волги» нам приветливо помахали рукой, я ответил, постаравшись улыбнуться как можно шире.

— Пошли церковь посмотрим. Тут у Сережки семья живет, знаешь? Сёстра.

— У него?

— Ну да. Не у мелкого нашего, а у Сережки-большого. Красивая, говорят. Зовут Маша.

— Ну… Познакомимся? В больницу потом апельсины носить будешь?

— Пессимистичный ты какой-то. Мне как раз с ней надо увидеться, передать книжки.

Оставили машину на стоянке, рядом с парком. Костик бибикнул новенькой сигнализацией, полюбовался задвинувшимися автоматически окнами. Подозрительно огляделся вокруг, пригладил рукой короткий ежик на голове и внушительно этак опустил в напоясную сумку-кенгурку панельку от магнитолы.

— По мороженому?

— По мороженому! — Легко согласился я. Пива уже как-то не хотелось после таких снов.

В ближайшей палатке купили по мороженому, рожок с наполнителем. Рязанское мороженое выгодно отличалось от московского, вкус другой и кусок больше. А большому куску-то рот рад, как говорится.

Пошли в зеленый парк, в котором росли высокие и раскидистые деревья. Бросили по мелочи в действующий фонтан, Костик мимоходом попытался познакомиться с симпатичными девушками на лавке. Те его отшили, как и ожидалось. Девушки пришли сюда читать книжку, а не общаться с московскими пижонами.